Тема: ЯпонияТема: Япония
Безусловно, самые известные из трех обезьян
в мире вырезаны на панно, украшающем священную конюшну в святилище в Тосёгу в Никко (Япония).
Одним из первых европейцев свои личные впечатления об этих обезьянах оставил сэр Редьярд Киплинг (Rudyard Kipling) в книге «От моря до моря» (Rudyard Kipling. 1899. From Sea to Sea — Letters of Travel). [Читать 
]
Киплинг полон имперского снобизма, но при этом не чужд самоиронии, рассказывая о своем промахе: он принял хозяйственные постройки комплекса Тосёгу за кумирни (то есть непосредственно святилища). Одной из этих построек была конюшня, украшенная резными обезьянами. В настоящее время стены конюшни естественного цвета старого дерева, но при Киплинге она была покрыта красным лаком (материал напомнил писателю сердолик) — весьма любопытная подробность.
Вторая подробность касается обезьян: Киплинг, якобы со слов местного гида передает, что они не видят, не слышат и не говорят именно зло (то, чего обычно не встретишь в японских текстах). Устойчивые выражения «не слушай зла, не смотри на зло, не говори зла» независимо от японских обезьян отмечаются в немецком и английском языках[1], но вот перед нами свидетельство, что зло есть и в Японии. Можно ли ему доверять?
Оригинальное значение символики трех обезьян англичанина не волнует. Узнав, что в здании размещалась конюшня, Киплинг острит, что эти обезьяны — хорошая эмблема для конюхов, ворующих зерно (предназначенное для корма лошадям).
В собрании «Эрмитажа» есть известная японская миниатюрная скульптура из слоновой кости, представляющая трех задумчивых обезьян, окруживших доску для какой-то настольной игры. Подпись утверждает, что это «шашки го», что, конечно же, не может быть правдой из-за того, что камни в го ставятся на пересечения линий, а не в клетки и традиционное поле немного побольше. Более всего игра похожа на «реверси» (иначе «отелло»), правда, она — позднее изобретение.
Несмотря на небольшой размер, композиция приковывает к себе внимание многих специалистов и любителей. Символику скульптуры пытаются трактовать по-разному, например, называя обезьян пародией на сцену общения трех основателей учений: Лао-цзы, Будды и Конфуция.
Как бы то ни было, если присмотреться к позам обезьянок, можно увидеть намеки на другую знакомую нам композицию: у правой, чешущей затылок, занят рот; средняя поправляет очки, то есть не видит; у левой подвязки очков совсем прижали уши. То есть за «новаторской» сатирической композицией скрыт и традиционный образ тройственного отрицания: не говорю, не вижу, не слышу.
Обезьяны настолько известны, что, к примеру, в 2004 г. (год Обезьяны по восточному календарю) попали на памятные подарочные медали, выпущенные Гознаком малым тиражом из серебра и томпака.
Во время Второй Мировой войны союзники на Тихоокеанском театре военных действий распространяли среди японцев пропагандистские листовки. Одна из них (1943 г.), экземпляр которой хранится в собрании музея Австралийского военного мемориала, довольно жестко использует образ трех обезьян как символ японской нации. Листовку полностью, а также русский и английский переводы [можно увидеть ] в библиотеке сайта.
Издавна в Японии хорошо знаком и любим классический китайский роман У Чэнъэня «Путешествие на Запад» (1590-е гг.) о приключениях царя обезьян Сунь-Укуна. Только по-японски его имя читается как Сонгоку. О нем читали в первоисточнике и переложениях, его иллюстрировали и ставили по нему спектакли. В частности, сцены из романа популярны в театре Кабуки. Среди избранных моментов победа Сонгоку над полчищами врагов с помощью особых способностей. Волшебная обезьяна вырывала у себя клок волос и превращала их в маленьких обезьянок — свои подобия-клоны.
Сотня боевых обезьян стала популярным сюжетом для татуировок, отделки оружия и других «мужественных» способов применения.
В собраниях некоторых художественных музеев есть примечательные цубы (гарды японских мечей), использующие тему ста обезьян. Все они похожи между собой, различаясь в деталях и материале. Множество фигур дают простор художнику использовать разнообразные, часто забавные позы и композиции. В верхней части цубы обычно можно найти трех обезьян, которые не видят, не слышат и не говорят.
С приходом XX в. фотография начинает вытеснять гравюру. Но тема красавиц остается неизменной. Массовые почтовые открытки часто сюжетом по сути являются такими же бидзин-га, как ксилография художников прошедших времен.
И совсем не удивительно, что фотографии красавиц на открытках предстают не только портретами или жанровыми сценками, но и нагружаются тайными или явными символическими посланиями: смена техники еще не означает отмену традиций.
До сих пор у коллекционеров или на торговых площадках в интернете тема «трех гейш в позах обезьян» на довоенных открытках представлена довольно широко.
В собрании Метрополитен-музея (Нью-Йорк, США) есть очень необычная по сюжету нэцкэ. Это классические три обезьяны, только восседают они на спине какой-то крупной рыбы. Какого-либо описания сюжета не приводится, так что давайте попробуем реконструировать.
Рыба хорошо узнаваема. Это сом, по-японски «намадзу», вернее, «о-намадзу» (大鯰, большой сом). Он довольно часто встречается в японском искусстве. По преданию большой сом лежит где-то в море у острова Хонсю, сдерживаемый силой богов. Но сто́ит ему пошевелиться, и в Японии происходит землетрясение.
Очень часто сом о-намадзу изображается с тыквой-горлянкой. В японском языке есть даже устойчивое выражение 瓢箪鯰 [хётан намадзу] — поймать сома тыквой горлянкой, то есть сделать нечто невозможное. И вот в таких композициях нередко усмиряет сома при помощи горлянки именно обезьяна.
Еще один сюжет с гигантским сомом показывает, как о-намадзу под угрозой землетрясения заставляет преступников раскаиваться, а богачей делать пожертвования беднякам. То есть сом видится воплощением наказания, кары за прегрешения. Так может быть три обезьяны — это способ сдерживания кары? Поступай, как они и несчастья тебя минуют?
Обычно о-намадзу изображается, сдерживаемым крупным камнем 要石 [канамэ иси] (краеугольный камень). В нашей нэцкэ обезьяны заменяют собой такой камень. Видимо, три действия и являются тем краеугольным камнем, что сохраняет мир от разрушения.
Ну и чтобы сразу завершить рассмотрение коллекции нэцкэ из музея искусств Метрополитен, обратим внимание на еще один экспонат — подвесную коробочку-инро. Инро замечательный, золото с серебром, но нас пока интересует только брелок-нэцкэ. Это одна из классических композиций с тремя обезьянами, в которой персонажи образуют компактную группу, прижавшись друг к другу спинами.
Что в городской среде может быть банальнее и скучнее чугунной крышки люка? А между тем в Японии нашли способ превратить эти элементы в незабываемые произведения городского искусства, настоящие изюминки дизайна. Почти в каждом муниципалитете страны разработаны люки со своим неповторимым рисунком. Чаще всего на люках изображаются какие-то местные символы. В пешеходных зонах, на тротуарах люки могут быть очень яркими, покрытыми разноцветными эмалями, но на проезжей части они остаются строгими.
За 20 лет программы благоустройства разработано несколько тысяч видов люков. И никак не удивительно, что на них нашлось место и трем обезьянам.
У г. Нагато на западе о. Хонсю есть онсэны (купальни при термальных источниках) 俵山 (Тавараяма). Местные легенды рассказывают о белой обезьяне, воплощении Будды Медицины. Дизайн крышки люка объединяет источник и легенды: три обезьяны совершают омовение в онсэне. В нижней части можно увидеть цветы азалии, которыми славится местность.
В Гёкуто (玉東町) на о. Кюсю тоже можно увидеть трех обезьян, но набор местных символов здесь больше: цветы и плоды мандарина, птичка камышовка (самая знаменитая певчая птица Японии, которую переводчики японской поэзии называют «соловьем») и в орнаменте по кругу листья дерева гинкго.
Самым знаменитым художником Японии можно уверенно назвать Кацусику Хокусая, его «Волна в Канагаве» — первое произведение, приходящее на ум при упоминании японских гравюр укиё-э.
Ксилография — продукция достаточно массовая, поэтому та же «Волна» встречается во многих собраниях, например в московском Пушкинском музее (Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина; ул. Волхонка, 12). Но нас сейчас интересует не она, а другая гравюра мастера, называемая музеем «У могильного камня». Вернее даже не она, а тот самый камень.
Итак, перед нами бытовая сцена на фоне каменной стелы. На стеле два иероглифа: 庚申 (яп. ко-син или кит. гэн-шень) и изображения трех обезьян, которые не видят, не слышат и не говорят. Всем, кто хотя бы немного знаком с историей символики трех обезьян, должно быть понятно, что этот камень не может быть «могильным», как определили в музее. Он ближе к придорожным межевым и пограничным знакам, это стела косин-то или косин-дзука, устанавливаемая во время ритуального бдения в ночь ко-син и служащая своеобразным охранным амулетом для поселения. В интернете можно найти фото стел косин-то с очень похожей иконографией.
Интересно, что гравюра датирована 1800 г. Вероятно источником датировки послужили те же иероглифы 庚申. Ведь сочетаниями небесных стволов и земных ветвей обозначаются не только дни, но и года. Год ко-син повторяется каждые 60 лет. В период творчества Хокусая он выпадал именно на 1800 г. Мог ли художник зашифровать в записи на камне год создания гравюры? Мог, конечно. Но совершенно не обязательно. Надпись «ко-син» сама по себе нагружена значениями. Это знак границы миров, призыв к праведной жизни и пожелание счастливо избежать кары за жизненные проступки.
Любопытно, что подобная стела (правда, без изображений обезьян) находится в знаменитом сборнике «Манга» Хокусая, а вернее, во втором выпуске (1815 г.), на странице II-12l, посвященной разнообразным изделиям из камня. В левом-нижнем углу страницы изображен дикий, неровный камень с тремя вырезанными иероглифами.
Хокусай, видимо, хотел написать 庚申塔 ([ко-син-то], то есть «стела ко-син»), но то ли средний иероглиф плохо пропечатался, то ли изначально закралась ошибка (или же какое-то скрытое послание), но у второго иероглифа 申 [син] средняя черта не доведена до верха и он из-за этого из девятого знака «земных ветвей» (обезьяна) превратился в первый элемент из числа «небестных стволов» 甲 (кит. [цзя], яп. [ко]). То есть надпись теперь читается «ко-ко-то».
Мы уже неоднократно видели отражение темы трех обезьян в традиционных японских гравюрах укиё-э. Художник Рюрюкё Синсай нам продемонстрировал триптих, в котором, вроде бы, в отвлеченных позах персонажей «зашифрована» символика трех обезьян. И вот еще один пример, на сей раз из собрания Художественных музеев Гарварда (Harvard Art Museums), Кембридж, Массачусетс, США.
Еще более прославленный столичный японский художник Кэйсай Эйсэн знаменит портретами красавиц-куртизанок бидзин-га и эротическими гравюрами сюн-га, но в нашем случае тематика целомудренна: три обезьяны на трех цветных гравюрах-суримоно переданы через детские шалости. Кажется, решение Кэйсая не столь изящно: для листа «не говорить» он дал ребенку обезьянью маску, прямо указывая зрителю, что персонаж играет роль обезьяны, прикрывающей рукой рот. Обезьянка «не видеть» закрывает руками глаза мужчине, который несет ребенка на плечах, а «не слышать» затыкает уши от резкого звука праздничной дудки.
Когда разговор заходит об истории трех обезьян, обычно самым старым достоверным примером называются три обезьяны из Никко. Резное украшение конюшни относят к 1636 г. Его приписывают авторству полулегендарной личности — скульптора-левши Хидари Дзингоро. А святилище Тосёгу, в котором находится конюшня, посвящено духу сёгуна Токугавы Иэясу, это по сути его мавзолей.
А между тем, в Японии известно еще одно святилище с тремя обезьянами, но обезьяны в нем, будто бы, вырезаны еще при живом Токугаве Иэясу (1592 г., еще до получения им титула сёгуна и окончательного объединения страны). Святилище это называется Титибу-дзиндзя (яп. 秩父神社) и находится в городке Титибу (префектура Сайтама). Обычно в его яркой, красочной резьбе выделяют эффектную фигурку совы, обезьянам выпадает меньше внимания, а они стоят того!
Эти три обезьяны противоположны обезьянам из Никко: они видят, слышат и говорят. Хотя на самом деле символизируют те же самые отрицания. В японском языке есть суффикс «-сару» или «-дзару», означающий сознательное отрицание действия и полностью созвучный слову «обезьяна». Именно на этой омофонии как на игре слов построена композиция с тремя обезьянами. Например, «не говорить» звучит как «ива-дзару» и может быть записано как «говорит обезьяна». То есть, смотрящая, слушающая и говорящая обезьяны из Титибу означают «не видеть, не слышать, не говорить». Что обезьяны в Никко выражают явным образом, в Титибу скрыто за загадкой-ребусом. Интересно, что резьбу в Титибу тоже приписывают Левше Дзингоро. Если это так, то обезьяны в Никко — наследницы обезьян из Титибу, развитие их образа в более наглядной форме.
Как к северо-востоку от старой японской столицы Киото есть гора Хиэй, так и к северо-востоку от нынешней столицы Токио можно увидеть характерный «двугорбый» профиль горы Цукуба (筑波山), под которой расположился одноименный наукоград, центр японской аэрокосмической промышленности.
Такое совпадение не случайно: места для поселений, особенно для таких важных, как столицы, выбирались с учетом древнего китайского искусства геомантии. Мистически опасное направление именуется «кимон» (鬼門, «демоновы врата») и должно быть прикрыто камнем (а для города — горой). Геомантическим защитником от демонических энергий является обезьяна. На киотской горе Хиэй возведен защитный культовый центр — Энряку-дзи, связываемый с обезьянами. Вполне вероятно, что именно там и появилась символика трех обезьян. Токийская гора Цукуба тоже священна, ведь именно здесь «приземлились», сойдя с неба, супруги-демиурги и, вероятно, предки японцев Идзанаги и Идзанами.
На горе Цукуба расположено одноиз древнейших синтоистских святилищ страны — Цукубаяма-дзиндзя (или более уважительно Цукубасан-дзиндзя), популярное место свадеб и прошений о супружеском счастье. И в резьбе одного из строений можно разглядеть трех обезьян, которые не говорят, не видят и не слышат. Эти обезьяны не так известны, как их коллеги из Никко, про них не нашлось никакой информации, но символика и связь с географией и фэн-шуй вполне понятны.
В богатейшей коллекции Британского музея (Грэйт Рассел стрит, Лондон, Великобритания) есть немало экспонатов, связанных с тремя обезьянами. Мы уже видели гарду японского меча и китайское литое украшение с обезьянами, а теперь обратимся к японскому свитку суримоно, работе автора гравюр укиё-э Ёкоямы Кадзана.
Обезьяны на гравюре Кадзана композиционно напоминают трех обезьян из Никко, особенно тем, что левая фигура «не слышу» несколько отдалена от тесной группы двух других обезьян (но их порядок не совпадает).
Если на резном панно в Никко обезьяны довольно статичны, то у Кадзана они экспрессивны, полны движения. Левая обезьяна с криком и ужасной гримасой показана, видимо, в рывке прыжка. Средняя в опаске пригибается, правая же от неожиданности опрокидывается назад и опирается на руку.
Как мы знаем, старейший музей России, питерская Кунсткамера из развлекательного собрания диковинок давно превратилась в солидный этнологический музей. Петр I создавал свой «кабинет редкостей» по примеру коллекций, существовавших в «просвещенной Европе». И одна из них — Прусская королевская кунсткамера.
Как и в Петербурге, на основе коллекции Кунсткамеры появился крупный Этнологический музей (Ethnologisches Museum), ныне находящийся в Берлине, в музейном центре «Берлин-Далем» (Lansstraße 8 / Arnimallee 25, 14195 Berlin).
И как и в собрании российской Кунсткамеры, в коллекции берлинского Этнологического музея тоже есть свои три обезьяны.
Небольшие (4,6 см) керамические фигурки произведены в 1985 г. в поселке Гёкуто (玉東町), пригороде города Кумамото на острове Кюсю в префектуре Кумамото региона Кюсю, Япония. В качестве автора указан гончар Рэйзо Нагата (永田禮三).
Простые, даже приимитивные по исполнению, эти обезьянки чрезвычайно притягательны и очень архетипичны. Именно так больше тысячелетия назад изображали своих веселых терракотовых обезьян древние жители города-оазиса Хотан на Великом шелковом пути.
Остается отметить, что подобные фигурки не являются раритетом и во множестве предлагаются в Японии в качестве сувениров. Вы запросто можете позволить себе обезьянок «как в музее». В нашей скромной коллекции тоже есть подобные экземпляры.
В собрании Художественного музея Индианаполиса (Indianapolis Museum of Art или IMA, Индианаполис, Индиана, США), в разделе азиатского искусства находится живописное произведение на шелке с изображением трех обезьян.
Авторская подпись и печать гласит «Сосэцу». Фамилия у этого художника прославленная: Мори.
Сосэцу Мори происходит из художественной династии. Его дед, Сосэн Мори был, пожалуй, самым знаменитым «обезьяньим» художником Японии. Говорят, что Сосэн утверждал, будто в числе его предков была обезьяна. Сосэн добивался особой реалистичности в изображении обезьян. Ради этого ему даже пришлось сменить художественную школу (поступок сродни предательству), чтобы обогатить свой художественный арсенал новыми техниками. Городской житель, Сосэн перебрался в горы и три года вел жизнь горного отшельника, чтобы наблюдать любимых обезьян. В результате он стал признанным мастером, а его «обезьяньи» работы назывались «божественными».
Отец автора, Тэцудзан Мори был учеником великого Маруямы Окё, еще одного любителя обезьян и изобретателя оригинальной композиции, в которой одна обезьяна заменяет трех.
Так что Сосэцу Мори было просто суждено обратиться к обезьяньей тематике. С точки зрения композиции его решение вполне традиционно: одна обезьяна несколько противопоставлена группе из двух. Технически Сосэцу изображает мех животных чрезвычайно мягкими растушевками, как бы оставляя его вне поля резкости, добавляя картине глубину. Взгляд приковывается к наиболее четким деталям: лицам и лапам обезьян.
В американском штате Иллинойс в слившихся соседних городках Урбана (Urbana) и Шампейн (Champaign) расположился крупнейший кампус Иллинойсского университета, а при нем работает основанный в 1911 и открытый для широкой публики в 2002 г. этнографический музей, названный в честь благотворителей Уильяма и Кларисы Спёрлок. Чаще всего его называют просто «Музей Спёрлок» (Spurlock Museum).
Собрание музея насчитывает более 50 тыс. экспонатов, посвященных истории человеческой культуры, поступивших из коллекций университета и частных собраний. И первой по значимости среди даров музею называют коллекцию резной японской и китайской скульптуры, переданную в 1999 г. Фредом Фройдом (Fred A. Freund).
В постоянной экспозиции музея сразу несколько скульптурных композиции из коллекции Фройда посвящены обезьянам, а одна, весьма примечательная скульптура-окимоно — трем обезьянам..
Несмотря на малые размеры (высота 9,4 см, ширина 6,5 см, глубина 5,0 см, вес 84 г), композиция монументальна и величественна. Возвышающаяся в полный рост над двумя сидящими фигурами и опирающаяся на них обезьяна, немного склонив голову, как бы в сочувствии, прикрывает сидящим рот и глаза, а они, в свою очередь, тянутся вверх, чтобы прикрыть уши у стоящей фигуры. Между собой нижние обезьяны тоже взаимодействуют: левая прикрывает правой ухо. Только правая фигурка одета: на ней кимоно с коротким рукавом.
Вся композиция очень цельная: фигуры образует собой устремленную вверх коническую форму, прочно стоящую на широком основании. Несмотря на общую симметричность и статичность композиции, в деталях чувствуется напряжение и движение: небольшие повороты и наклоны, перехватывание одной лапки другой оживляют форму.
После прорыва добровольной изоляции Японии с 1853 г. страна стала молниеносно «модернизироваться» и в нее хлынули потоки иностранцев.
Очень скоро главным портом Японии стала Иогогама (横浜) в Эдоском (Токийском) заливе. Именно Иокогама давала первые впечатления об экзотической азиатской стране. Можно сказать, что здесь Запад встречался с Востоком.
Возникшую в мире моду на все японское утоляли торговцы, во множестве вывозящие диковинки и предметы искусства. А интерес к Японии покрывали записки путешественников, научные исследования и фотография.
И постановочные, и «репортажные» фотоснимки тонировались по моде того времени и собирались в тематические альбомы. В настоящее время в музеях и на выставках можно увидеть настоящие фрагменты старой Японии.
Один из снимков Иогогамы неизвестного автора, датированный 1880-ми гг. демонстрирует лавку гравюр. Мы можем рассмотреть, как именно распространялись считающиеся сейчас шедеврами произведения графики укиё-э. Любопытно, что в самой Японии к тому времени интерес к гравюре сходил на нет, вытесняясь техническим чудом — фотографией, зато остальной мир «распробовал» японскую гравюру, давшую вдохновение многим западным художникам.
Фотографию интересно рассматривать: дети на переднем плане и взрослые за прилавком, одежда и выражения лиц персонажей, ассортимент и подача товара. В самом верхнем ряду в центре угадывается портрет семьи императора Муцухито (Мэйдзи) и пейзажи. Во втором ряду — театральные актеры и, возможно, знаменитые самураи, а под ними прицеплены рядами развлекательные полумаски и какие-то таблицы (?). Но слева на самом крупном светлом листе, без сомнения, изображены три обезьяны. Давайте попробуем их немного приблизить.
Однозначно, это обезьяны «не говорю, не слышу, не вижу». Среди множества известных нам изображений трех обезьян именно такой группы обезьян не припоминается, что не удивительно, сюжет достаточно популярен и среди художников были даже специализирующиеся на обезьянах, вроде Мори Сосэна (森狙仙). Как бы то ни было, размещение трех обезьян на выгодном месте «витрины» может быть дополнительным подтверждением популярности трех обезьян у потенциальных покупателей. Обезьяны должны были привлечь интерес и сложно сказать, чей сильнее: японцев или иностранцев.
Табак попал в Японию сравнительно поздно, на рубеже XVI и XVII вв., очевидно, через голландцев, но курение распространилось быстро и повсеместно. Курить стали все и всюду, а единственным противником вредной привычки за всю японскую историю стал эксцентричный «собачий сёгун» Токугава Цунаёси.
Курили в Японии очень тонкие и длинные трубки с маленькими чашками (порция табака в них обычно меньше, чем в современной сигарете). Табак, трубку и иные принадлежности носили с собой. Так как в традиционном японском костюме отсутствуют карманы, мелкие носимые вещи в специальных футлярах крепились к поясу, называясь сагэмоно (下げ物, «подвешенное»). Табак носился или в мягком кисете из кожи или ткани, или же в твердой табакерке, тонкоцу (とんこつ).
15 апреля 2017 г. аукционный дом Jasper52 (Нью-Йорк) выставил на продажу интересный комплект сагэмоно, предназначенный для ношения табака: собственно табакерка-тонкоцу; скользящая бусина-одзимэ, не дающая подвешенной табакерке открыться и брелок-нэцкэ, при помощи которого табакерка крепится на поясе. Не представляя собой какой-то особой, выдающейся художественной ценности, этот комплект очень интересен для нас своим решением, ведь все три предмета в нем исполнены в виде трех обезьян.
Аукционисты относят комплект по дате к середине XIX в., а по стилистике к «народному творчеству» мингэй. Ожидаемая цена лота составляла 4,5—6 тыс. долларов. Лот не набрал требуемой суммы и был снят с торгов.
Если перефразировать российского императора Александра III, сказавшего, что у России есть только два союзника: армия и флот, у современной японской культуры в покорении мира тоже есть два союзника: комиксы-манга и мультфильмы-анимэ.
Среди наиболее успешных манга как в Японии, так и за ее пределами часто называют «Стального алхимика» (鋼の錬金術師, по-английски Fullmetal Alchemist) Хирому Аракавы. Ее действие разворачивается в фэнтэзийном мире, главным отличием которого от нашего является использование науки алхимии и, в первую очередь, в военном деле.
По комиксам создано несколько анимэ-сериалов, наиболее успешным из которых стал «Стальной алхимик: братство». Американская газета «Los Angeles Times» даже ставила его на второе место в списке лучших аниме всех времен (после культового «Евангелиона»).
Судя по всему, японцам не чужда американская точка зрения, что «зомби могут сделать лучше любую историю» и один из эпизодов (серия 51, «Бессмерный легион», 不死の軍団, The Immortal Legion) построен, по сути, по шаблонам зомби-апокалипсиса. Беспринципные военные подготовили армию «бессмерных воинов-манекенов» (которые для вящего ужаса еще и циклопы). «Манекены», естественно, выходят из повиновения и убивают всех вокруг.
В традициях анимэ-телесериалов кроме красочной динамичной общей заставки-опенинга давать в начале и завершении рекламной врезки в каждый эпизод особую статичную картинку, называемую в оригинале アイキャッチ [айкятти] (от англ. eyecatch — «поимка взгляда»), своеобразную границу между рекламой и телепередачей. Эта картинка почти всегда посвящена непосредственно эпизоду.
В 51-й серии «Братства» в качестве «айкача» использовалась картинка с изображением воинов-манекенов в позах трех обезьян.
Сложно сказать, что именно хотел передать художник таким решением. Самый тривиальный вариант — что «зомби»-манекены попросту бесчувственны.
Если в Европе слава главных оборотней закрепилась за волками, причем оборотень-вервольф — в первую очередь человек и лишь потом зверь, то в Японии мастерами перевоплощений считали лис — кицунэ и енотовидных собак — тануки (которых переводчики упорно называют «барсуками»). Вот про тануки и их способности самая титулованная японская анимационная студия Гибли в 1994 г. сняла полнометражный мультфильм.
Мультфильм называется очень громко, явно в подражание историям про великие сражения прошлого: 平成狸合戦ぽんぽこ («Пом-поко: битва тануки в эпоху Хэйсэй»), правда Хэйсэй — это не какая-то давняя история, а настоящее время, период правления текущего императора Акихито, начавшийся в 1989 г., то есть практически перед выпуском фильма.
Пригороды Токио бурно застраиваются, уничтожая леса, горы и поля, места обитания главных героев. Тануки пытаются решить конфликт с людьми в том числе и насильственными методами. Старейшины взялись за обучение молодежи искусству перевоплощения. Как в классической японской сказке, тануки, в первую очередь, учатся превращаться в чайник, а после — в другие предметы и, наконец, в людей.
В одном из эпизодов во время занятий прилежные ученики стараются сохранить концентрацию, дружно перекувыркиваются через голову и ритмично и синхронно меняют свой облик (а одному нерадивому тануки это никак не удается). Сперва ученики становятся каменными буддистскими монументами бодхисаттвы Дзидзо, потом фигурками «манящих кошек» манэки-нэко, традиционными куклами Дарумы (Бодхидхармы), статуями лис-кицунэ — посланниками богини Инари, золотыми полурыбами-полутиграми Сятихоко, обезьянами не вижу — не слышу — не говорю и, наконец, венцом преобразований служит, видимо, наиболее комичный с точки зрения создателей фильма образ: тануки превращаются в садовые фигурки тануки же (традиционное украшение участков).
Фигуры трех обезьян появляются на экране максимум на секунду, да и сам эпизод с перевоплощением теряется на фоне последующего эпичного «парада чудовищ» но нам очень интересен этот случай. Все образы, принимаемые молодыми оборотнями, очень японские. Перед нами проносится калейдоскоп «визитных карточек» страны, ее визуальных символов. И три обезьяны занимают здесь не последнее место!
В 2009 г. в большой серии двуязычных (англо-японских) книг, посвященной японской культуре, вышла брошюра Ёдзи Ямакусэ (山久瀬 洋二), довольно пространно озаглавленная по-японски: 「言い返さない日本人 あなたの態度が誤解を招く!」 и при этом кратко по-английски: «Talk Back!». Книга посвящена сложностям во взаимопонимании японцев с иностранцами. Автор, имея богатый опыт, прежде всего, делового общения с различными иностранными партнерами, на конкретных примерах показывает различия и взаимное непонимание двух непохожих культур, приводящие к серьезным проблемам.
Нас в этой книге привлекло офомление: и на обложке, и на титульном развороте в качестве основной иллюстрации выбрано стилизованное изображение трех обезьян, причем мы можем сказать конкретно, что это знаменитые обезьяны из Никко. На обложке подписаны их имена, причем, что характерно, только в английской транскрипции: «Iwazaru, Kikazaru, Mizaru». На месте фронтисписа же вынесена, очевидно, самая важная для тематики книги обезьяна — «Не говорю» (Ивадзару)
Можно предположить, что оформитель книги выбрал символику трех обезьян из-за того, что она метафорично описывает Японию и ее культуру — достаточно замкнутую и этим загадочную для стороннего наблюдателя. Ну а еще обезьянам с закрытыми ушами, глазами и ртом действительно сложно общаться. И автор пытается если не снять «обезьяньи» ограничения, то, хотя бы, сделать их прозрачными для иностранцев.
Недавно мы рассматривали трех обезьянок, нарисованных японским художником по фамилии Мори, а сейчас мы можем сравнить их с работой его титулованного деда. Нет смысла повторять про него анекдоты и истории, можно просто авторитетно заявить, что Сосэн Мори (森 狙仙) — главный специалист в изображении обезьян за всю историю японского искусства.
В художественном музее токийского района Футю демонстрируется триптих, посвященный трем обезьянам. И каждый из трех персонажей дан в своем окружении.
Обезьяна «Не говорю» (Ивадзару) показана на фоне цветущей ветви.
Над «Не слышу» (Кикадзару) пролетает певчая птица.
А самой любопытной показалась нам третья обезьяна, «Не вижу» (Мидзару). Она тянется к отражению в воде.
На самом деле художник воспроизвел здесь древнюю композицию «энко сокугэцу», что является лишь японским чтением китайской фразы «юаньхоу чжоюе» (猿猴捉月, «обезьяны ловят луну»). В Китае такие произведения известны как минимум с VIII в. и изображают они круглолицых гиббонов, свешивающихся с высокой ветки, держащих друг друга, порой очень сложными гроздьями в попытках достать отражение полнолуния.
Трактовку такой композиции обычно связывают с буддизмом и даже конкретно со школой чань/дзэн. Дело в том, что для восточных культур (что индийской, что китайской) характерны метафоры, когда обезьяной называется человеческий разум. Разуму-обезьяне луна в воде кажется такой близкой и соблазнительной, что, вроде бы, можно дотянуться рукой, но и вода, и луна уходят сквозь пальцы, их нельзя ухватить. Луна — лишь иллюзия, а желание ее ухватить не только бессмысленно, но и гибельно, так и утонуть не долго. Может быть поэтому обезьянка у Сосэна закрывает лапкой глаза, стараясь избавиться от иллюзорных целей. Тогда понятны и поступки ее подруг: не слушать пустых песен и не рассуждать о мимолетном цветении и тогда, вероятно, cможешь найти истинную природу [Будды].
Одной из характерных японских картинок, добавляемых путешественниками в свои фотоальбомы, часто служат сотни небольших деревянных дощечек, гроздьями висящие на специальных стендах.
На одной стороне каждой дощечки есть рисунок, а на другой — надпись.
Называются такие дощечки «эма» (яп. 絵馬, дословно «изображение лошади»), а говоря про их назначение, научные тексты называют их «вотивными предметами». Как у русских православных церквей значительным источником дохода служит продажа свечек, у японских синтоистских святилищ доход приносит продажа таких табличек. За небольшую сумму верующий приобретает табличку и подносит ее местным божествам с молитвой и какой-либо просьбой, написанной на оборотной стороне. Божества-ками могут помочь справиться с болезнью, успешно сдать экзамен или найти партнера для создания семьи.
Но почему в названии дощечки есть «лошадь»? Дело в том, что святилищам с давних времен действительно дарят настоящих лошадей. Например, в святилище Тосёгу в Никко, том самом, где в резьбе изображены самые известные в мире три обезьяны, эти обезьяны украшают собой «священную конюшню».
Лошадь — дорогой подарок, и мало кому по силам его поднести. А вот изображение лошади — другое дело. И действительно, лошадки — самый традиционный сюжет для вотивных дощечек эма. Но у разных святилищ есть своя символика, которая легко переносится на такие таблички. То же Тосёгу известно тремя обезьянами, не удивительно, что они появляются и на эма.
Три обезьяны — не редкий сюжет для эма, его можно найти в разнообразных святилищах, например, в Касуга-тайся в Оленьем парке в Наре.
Иногда встречаются и производные от трех обезьян композиции, например, «обезьяны наоборот» («вижу, слышу, говорю»)
На эма небольшого киотского святилища Сарутахико-дзиндзя можно увидеть классических трех обезьян, но центральная фигура повторяет собой статую из святилища с белой обезьяной, держащей ритуальный посох-гохэй с бумажными лентами, атрибут синтоистского священника. Гохэй служит для ритуалов очищения, освящения места. Обезьяна в роли священника обычнно связывается с новогодним действием, призывающим здоровье лошадям и домочадцам.
И завершающим примером в нашей подборке предлагаем рассмотреть даже не синтоистскую табличку. Ситэнно-дзи в Осаке — один из старейших буддистских храмов в Японии и один из центров, связываемых с тремя обезьянами (но об этом следует поговорить отдельно). На его табличках над обезьянами золотое колесо дхармачакры, как знак буддизма и храма Ситэнно.
Тем, кому захочется увидеть больше вариантов эма, советуем обратиться к обильно иллюстрированной голландскоязычной статье Эмиля Шуттенхельма
Когда разговор доходит до происхождения символики трех обезьян, обычно одной из спорных тем становится их «религиозная принадлежность». Трех обезьян приписывают конфуцианству, буддизму, синтоизму, народным верованиям или даосизму. Неужели сложно определиться? Если дело касается Японии, то сложно!
В японском городе Осака есть один очень древний (правда, он горел десятки раз и последний раз полностью уничтожен американской авиацией во Вторую мировую войну) буддистский храм, Ситэнно-дзи (яп. 四天王寺 — храм четырех Небесных царей). Это огромный комплекс, занимающий значительную территорию. А на дороге к нему есть подчиненный основному маленький невзрачный храм Ситэнно-дзи Косин-до (四天王寺庚申堂). Это тоже буддистский храм, посвященный тем же четырем царям — хранителям сторон света, только вот добавка «Косин-до», говорит, что перед нами одновременно и культовое сооружение верования косин.
Косин по своей сути — практика из китайского даосизма (по-китайски гэн-шэнь), вера в то, что в теле человека обитают некие сущности, раз в 60 дней, в ночь зодиакальной Обезьяны гэн-шень покидающие своего носителя и отправляющиеся с докладом к небесному владыке. Чтобы воспрепятствовать неблагоприятным доносам, китайские даосы в каждую ночь гэн-шень не спали, устраивая коллективное бдение.
Буддизм на Японских островах — учение привозное. Центральный храм Ситэнно-дзи относился к буддистской школе тэндай, созданной «по мотивам» китайской «лотосовой» школы тяньтай. Монах Сайтё (Дэнгё-дайси), обучавшийся, в том числе, в храме Ситэнно-дзи, был послан на материк «за сутрами», вывезя из Китая и Кореи ритуалы и практики. Вероятно, среди буддистских практик попались и даосские.
Храм Ситэнно-дзи Косин-до часто называют старейшим Косин-до в Японии. Это сложно проверить, точной даты его основания не известно. Но мы знаем, что монахи школы тэндай действительно интересовались практиками Косин, так что возникновение зала для бдений в ночь Обезьяны при тэндайском храме не удивительно.
Давайте пройдем по территории храма и храмового сада. Нас встречают каменные фигуры семи богов счастья (Ситифукудзин).
Большинство этих персонажей родом с материка, «выходцы» из буддизма, но их относят к коренной японской религии синто. Синтоизм с буддизмом долгое время находились в теснейшей синкретической связке и теперь разобрать, «где чужие, где свои», практически, невозможно.
Ну вот, наконец-то, мы и дошли до цели нашего экскурса. Небольшое строение, напоминающее беседку — это «зал трех обезьян». Многие японцы считают, что трех обезьян привез Сайтё из Китая, однако, скорее всего, символика трех обезьян сложилась все-таки в Японии, в среде культа Косин и буддистской школы тэндай. Нам кажется, что центром происхождения должны быть культовые сооружения горы Хиэй рядом с Киото. В таком случае, в Осаку символика трех обезьян пришла чуть позже, однако, сооружение в Ситэнно-дзи Косин-до уникально: оно посвящено трем обезьянам. Не божествам, чьими посланниками могут быть обезьяны, а именно обезьянам.
Если заглянуть в окошко, на алтаре размещены резные фигурки трех обезьян.
Так к какой религии принадлежат три обезьяны? Сложно сказать!
Если бы буквально вчера вы спросили: «когда появились три обезьяны?» — можно было бы ответить, что наиболее достоверная дата — не позднее 1636 г. (строительство священной конюшни в Тосёгу, Никко). Но сегодня границу уверенности можно опустить с XVII в. сразу до XIII. И это маленькое открытие!
Итак, Япония периода Камакура. Буддийский монах с интересным именем «не жилец» — Мудзю Итиэн (無住一円) создает в 1279—83 гг. сборник поучительных историй, баек, притч и анекдотов, названный «Собрание песка и камней» или по-японски «Сясэкисю» (沙石集). Книга весьма любопытна, это целая энциклопедия камакурской Японии и, прежде всего, японских религий того времени.
В 2017 г. увидел свет русский перевод и исследование «Сясэкисю» Надежды Трубниковой,теперь и российский читатель может с ним познакомиться.
Но книга Мудзю — не развлекательная литература. У автора есть своя сверхзадача: иносказательно, через «низкие» истории и через комментарии к ним донести высокие идеи буддизма и, прежде всего, сгладить острые углы противоречий между буддистским зерном и той культурной почвой, в которую оно попало в Японии. Как можно сочетать буддизм и добуддийские анимистические верования? Как могут ужиться между собой столь различные буддийские школы, часто считающие конкурентов «еретиками»? Как могут взаимодействовать религиозное и мирское? Может ли светская поэзия вести по истинному Пути? На каждый вопрос у Мудзю есть по несколько историй.
Кстати, о поэзии. Именно реабилитации традиционной секулярной лирики посвящен целый раздел книги. «Народные песни» — не зло и не пустословие, не конкурент Учению, а его помощник.
В завершении пятого свитка Мудзю Итиэн приводит короткую притчу и традиционное стихотворение о четвертой обезьяне:
Некий человек весь свой век вскармливал трех обезьян: Ивадзару
Ивадзару-то |
«Не говорю», |
Если не беречь обезьяну «Не желаю», трех обезьян просто так не сбережешь.
Здесь следует дать разъяснения к переводу, почему ведется разговор про обезьян (хотя подробности сейчас достаточно хорошо известны). В японском языке есть ныне немного архаичный суффикс в формах «-дзу», «-дзуни» и «-дзару», который при добавлении к глаголу означает отрицание.
К примеру, глагол «говорить», 言 [иу] при добавлении суффикса «-дзару» 言わざる [ивадзару] будет означать «не говорю». Но этот суффикс полностью созвучен озвонченному чтению слова «обезьяна», 猿 [сару] или [дзару]. Так что в притче и стихотворении используется игра слов, говоря про трех «обезьян», автор имеет в виду три запрета, три «не», предпочитая им четвертый.
Что мы можем вынести для себя из стихотворения и комментария? Во-первых, это, безусловно, дата, конец XIII в. Нам не попадалось еще более древнего уверенно датируемого случая упоминания трех обезьян. Можно вспомнить разве что стихи, приписываемые тэндайскому монаху Рёгэну (X в.), но их атрибуция спорна.
Во-вторых, среда и место если не появления, то бытования символики. Мудзю — ученый монах широчайшего кругозора. Его чаще припчисляют к школе дзэн, но он не менее относится к тэндаю. Ничто не противоречит нашему предположению о локализации места происхождения трех обезьян в районе горы Хиэй, под надзором школы тэндай-сю.
В третьих, по противопоставлению-дополнению «классической» троицы обезьян новопридуманной обезьяной «Не желаю» можно осторожно предположить, что автор стихотворения противопоставляет основной, базовый буддийский принцип преодоления желаний светской житейской мудрости с тремя этическими запретами. Запреты «встречаются в мире» в том числе у не идущих по Пути. Если так, то символика трех обезьян по мнению поэта и комментатора не принадлежит буддизму как таковому, хотя и полезна, подталкивает в верном направлении. Запомним это: для буддиста три обезьяны — «внешний» символ.
Литература: Собрание песка и камней (Сясэкисю) / Перевод со старояпонского Надежды Трубниковой. — М., СПб.: — ЦГИ, 2017. — 656 с. ISBN 978-5-98712-642-4; Т. 1., стр. 368.
Ссылки: сайт и блог Надежды Трубниковой
Британский музей — один из крупнейших и второй по популярности (после Лувра) художественных и исторических музеев мира. Мы уже неоднократно рассматривали экземпляры с тремя обезьянами из его собрания. Вспомним свиток-суримоно Ёкоямы Кадзана, гарду японского меча с сотней маленьких обезьян или загадочный китайский предмет в виде горы.
Продолжить можно еще одним свитком, подписанным именем Ёсинобу.
Это монохромное (в подражание традиционной китайской живописи) изображение черной тушью (то есть суми-э) в не менее традиционном жанре «цветы и птицы», только вместо цветов здесь живописные стволы старых деревьев, а птиц заменяют обезьяны.
Если присмотреться к обезьянам, изображенным на ветвях и группками, и отдельно, можно заметить, что три из них вполне отчетливо воспроизводят знакомые нам позы: одна подносит лапу к губам («не говорю»), вторая закрывает глаза («не вижу»), третья, отвернувшись, затыкает уши («не слышу»).
Размеры свитка 174,2×94 см. Датирован 14-м г. периода Бунка (1817). Инвентарный номер 1881,1210,0.1156. Дополнительный номер в коллекции японской живописи Jap.Ptg.2265.
В Ленинграде в самом начале 1930-х гг. из временной антирелигиозной выставки решили сделать постоянный музей. На нужды антицерковной пропаганды выделили один из главных христианских памятников города на Неве — Казанский собор. И музей при академии наук стал в стране победившего атеизма одним из немногих мест, где о религии можно было говорить серьезно. Не оставляя целей пропаганды атеизма, музей вел научную работу в исследовании возникновения и развития религий и собрал большую коллекцию культовых предметов.
С крушением государства рабочих и крестьян изменился и музей. Из названия куда-то пропало слово «атеизм», теперь это Государственный музей истории религии (ГМИР), а Православная Церковь вернула себе собор, выселив музейщиков в куда менее престижный дом почтового ведомства на Почтамтской улице. Тем не менее, музей не только выжил, но и остался популярным местом в северной столице.
Итак, в собрании музея, в разделе «Буддизм в Японии» есть весьма примечательный предмет с инвентарным номером КП-39054/а. И называется он Сёмэн Конго.
Это небольшой (42×18×13,5 см) двустворчатый ящичек-киот с резной и раскрашенной яркими красками и золотом фигуркой (высотой 33 см) устрашающего божества.
Как можно прочесть (и прослушать в аудиогиде), музей затрудняется в определении конфессиональной принадлежности божества, называя то индуизм, то буддизм, то даосизм и даже конфуцианство. Если опустить последнее (притянуто за уши) и добавить до кучи синтоизм, можно как согласиться со всеми вариантами сразу, так и оспорить любой из них в отдельности.
На самом деле Сёмэн Конго (яп. 青面金剛 — синелицый держатель ваджры) как таковой не существует нигде отдельно от практики ко-син. Эта практика (бдения в ночь Обезьяны раз в 60 дней) чисто даосская (по-китайски гэн-шень, 庚申), но изучалась она в монастырях, которые с периода Камакура представляли труднораспутываемый синкретический клубок привозного буддизма и местных верований (синто).
Раз перед нами держатель ваджры (оружие, олицетворяющее одновременно и молнию, и алмаз), религиоведы с легкостью могут возвести его к архетипичному богу-громовержцу. В индуизме это Индра.
Давайте еще раз посмотрим на божество: зеленая кожа (в Восточной Азии синий и зеленый считаются оттенками одного цвета 青い, так что нет противоречия эпитету «синелицый»), всклокоченные волосы, горящие глаза, меж бровей третий глаз (знак понимания истины), ожерелье из мертвых голов, шесть рук с огнем и оружием. Несомненно, перед нами гневная форма карающего божества. В буддизме такие существа ответственны за охрану учения и борьбу с демонами, а главные из грозных защитников имеют титул видья-раджа (царь знания, в Японии их называют мёо, 明王). Сёмэн Конго — типичный мёо, не случайно его отождествляют с Ваджраякшей — хранителем Востока. В музейном собрании оказалась сокращенная иконография божества, обычно он стоит не на абстрактной скале, а попирает ногами черта.
Очевидно, образ Сёмэн Конго использовался какой-то из японских общин, проводящих бдения косин-мати раз в 60 суток в ночь Обезьяны. В прочее время створки киотца закрывали.
Почему мы так внимательны к этому персонажу? Дело в том, что именно в сопровождении Сёмэн Конго в Японии появляются первые известные изображения трех обезьян. Музейный аудиогид довольно изящно решает проблему их появления: видите ли, по даосским представлениям три нежелательных сущности-паразита, обитающих в человеческом теле, следят, что плохого увидел, услышал или сказал их носитель и докладывают об этом верховному даосскому божеству. А бдение в ночь Обезьяны мешает этив сущностям. Вот соответствующих обезьянок и рисуют. Мы не можем подтвердить подобной «специализации» «трех червей» (санси, 三尸). К примеру, один австрийский исследователь прослеживает эволюцию представлений о санси, но не приводит их прямой связи с тремя запретами.
Как бы то ни было, в музейном предмете, хоть и довольно позднем, тоже нашли свое отражение три обезьяны — на створке киота.
На второй створке симметрично обезьянам изображены два петуха, тоже постоянные спутники синелицего божества. Видимо, петухи, как всегда, символизируют рассвет и победу над тьмой ночи: что в евангельской сцене отречения Петра, что в повесте Гоголя «Вий». Часто куриной паре соответстуют еще и изображения луны и солнца, но в питерском варианте их не видно.
Мы уже рассматривали миниатюрную японскую скульптуру обезьян из коллекции «Эрмитажа», но там мы только предположили (и, видимо, впервые) намек на классическую композицию с тремя обезьянами.
Но, оказывается, в собрании «Эрмитажа» есть и бесспорный вариант композиции. Видимо, этот предмет не входит в состав постоянной экспозиции, мы по нему при беглом поиске не нашли ни публикаций, ни развернутой информации, ни дополнительных фотографий.
Да, уровень исполнения этих фигурок попроще, зато композиция хорошо узнается. Обезьяны прижимаются друг к другу спинами, образуя тесную группу. Близкий по композиции, но более изящный предмет мы видели в коллекции Максима Горького.
На выступающих деталях скульптуры можно заметить потертости. Это вполне могут быть следы бытования. Нэцкэ вполне могли использовать по прямому назначению — в качестве брелока.
Так, открывая один за одним предметы из музейных фондов, вдруг осознаешь, насколько распространены три обезьяны даже в культурно далекой от Японии России.
В антикварном мебельном магазине лондонского пригорода Уимблдон нам на глаза попался один предмет — небольшой резной приставной (журнальный) столик.
В нем удивительным образом сочетается некоторая грубость и тяжеловесность со значительной долей изящества и выверенностью пропорций. Крышка столика украшена изображением трех обезьян, что само по себе для мебели не редкость, но датировка и история предмета заставили нас написать эту заметку.
Лондонский магазин Liberty (Ист-Энд, Грейт Мальборо стрит, W1B 5AH) — один из первых универмагов мира. «Либерти» здесь не дословно «свобода», а фамилия основателя, Артура Либерти, создавшего свое торговое предприятие в 1875 г. И с того времени магазин не меняет специализации, предлагая ткани, украшения, мебель, различные подарки, сувениры и аксессуары.
Рубеж XIX и XX веков принес стиль модерн (ар-нуво) и ажиотажный спрос на японскую экзотику. К распространению и того, и другого приложил руку Артур Либерти со своим магазином. Достаточно сказать, что, например, в Италии ар-нуво называли «stile Liberty» по имени лондонского магазина.
Что же касается японских товаров, то им (вместе с персидскими коврами и индийским шелком) был отдан цокольный этаж универмага, названный «Восточным базаром» (Eastern Bazaar).
Как предполагает продавец рассматриваемого нами столика, он был заказан в Японии для магазина Liberty в начале 1900-х гг. Японские рыбаки (?) вручную украсили поверхность столика выразительной резьбой.
Простыми уверенными линиями намечены три обезьяны, которые не слышат, не говорят и не видят. Они сидят на фоне стволов и ветвей хвойных деревьев. На переднем плане перед ними цветок (пион?).
Сразу вспоминаются самые знаменитые из трех обезьян в мире — обезьяны из святилища Тосёгу в Никко. Мало кто обращает внимание, но они тоже сидят на хвойных ветвях, а в правом нижнем углу панно есть пион.
Получается, что автор столика вдохновлялся композицией из Никко, вписывая ее в квадрат крышки и придавая больше симметрии, развернул левую обезьяну налево и перенес цветок в центр.
На нижней площадке повторяется мотив хвойных ветвей, ножки украшены простым геометрическим орнаментом.
Любопытно, что на нижних поверхностях крышки и нижней площадки сохранился совпадающий трехзначный номер. Вероятно, задолго до формулирования концепции IKEA, продающей мебель в разобранном и максимально компактно упакованном виде, поставщики магазина Liberty разбирали мебель перед отправкой в Англию, а чтобы потом не ошибиться, пронумеровывали части.
Это совсем не значит, что подобных столиков было изготовлено более полутысячи, сквозная нумерация могла вестись вместе с другими товарами, но очень вероятно, что была заказана серия столиков.
Чем нам интересен этот случай? Если потребитель примерно в 1905 г. хотел что-то японское, ему предлагали трех обезьян — достаточно эзотичный сюжет.
Кстати, вы еще можете стать обладателем столика. На момент написания этих строчек он продается за 375 английских фунтов.
Географию международных поездок премьер-министра Японии Синдзо Абэ (安倍 晋三) называют беспрецедентно широкой. При его предшественниках Япония по сути поддерживала тесные отношения лишь с тремя странами: США, Китаем и Южной Кореей, но Абэ изменил внешнюю политику, показав поистине глобальные интересы своей страны.
В сентябре 2017 г. Абэ принимал участие в саммите в Индии. Частью визита было посещение достопримечательностей. Синдзо Абэ со своей супругой Акиэ осмотрели старинную мечеть Сиди-Саид в в Ахмадабаде (штат Гуджарат) и отправились в исторический ашрам Сабармати, резиденцию Махатмы Ганди в 1920-х гг., а ныне национальный музей.
Ганди разработал учение «стойкости в правде» (Сатьяграха) и решил со своими последователями создать общину-ашрам. Лучшим местом для ашрама по его мнению стал кишащий змеями пустырь на берегу реки Сабармати между тюрьмой и крематорием. Там он с 1917 г. прожил 12 лет, оттуда начался знаменитый «соляной поход», конечным результатом которого стало обретение Индией независимости.
Но сперва британские колониальные власти захватили ашрам. Ганди пообещал, что вернется в ашрам только когда Индия станет свободной. Это произошло в 1947 г., но выполнить обет Ганди не смог, его убили индуистские экстремисты в 1948 г. А ахмадабадский ашрам Ганди превратился в один из самых посещаемых музеев страны.
Вернемся в наше время. Роль принимающей стороны для четы Абэ исполнял премьер-министр Индии и главный министр Гуджарата Нарендра Дамодардас Моди (नरेन्द्र दामोदरदास मोदी). В ашраме Сабармати он вручил гостям подарок — мраморые фигурки трех обезьян.
В индийских соцсетях тут же появились язвительные комментарии: «Моди демонстрирует Абэ индийские СМИ, которые не хотят ничего видеть, слышать и говорить против правительства».
Как можно замтить, подарок возпроизводит (правда, в ином порядке) более крупный памятник трем обезьянам, установленный на территории ашрама.
.Вся Индия называет композицию с тремя обезьянами «обезьяны Ганди», ведь именно он познакомил индийцев с их символикой. Между тем, ашрам Сабармати трех обезьян не знал. Ганди получил их в подарок в 1933 г., уже после его закрытия. Японский исследователь Митио Иида доказал, что дарителями были японские гости Махатмы. Вряд ли индийский и японский премьеры знают, что они завершили исторический круг, три обезьяны Ганди вернулись на свою японскую родину.
Нам интересен этот случай не только неожиданным завершением исторического цикла через 84 года. Оказывается, три обезьяны могут служить целям дипломатии и объединять далекие культуры!
В Цусимском проливе Японского моря, километрах в 20 от побережья Кюсю в сторону Кореи лежит небольшой (17×15 км) японский островок Ики (壱岐島). Его долгая история сплошь состоит из войн, набегов, разорений и пиратских вылазок, тем удивительнее, что сейчас он знаменит совсем другим. Ики — место, где спят божества.
На маленьком базальтовом острове с населением едва ли 30 тыс. чел. расположено больше тысячи синтоистских святилищ. Путеводители рассказывают, что здесь самая большая плотность божеств-ками во всей стране.
Остров вулканический, гористый. На одной из его вершин (вторая по высоте точка острова) находится святилище Ондакэ (男嶽神社).
Святилище посвящено великому божеству Сарутахико (猿田彦) — достаточно многогранному персонажу синтоистского пантеона, одному из шести великих ками, главе земных божеств.
Его полное имя можно перевести как «великое божество, князь обезьяньего поля», видимо, поэтому Сарутахико часто связывают с обезьянами. Обезьяны служат посланниками великого ками, но и он сам может изображаться не только длинноносым бородатым воином, но и в обезьяньем облике.
Здесь в качестве отступления заметим, что приверженцы практик Ко-син, устанавливающие каменные стелы, на которых, видимо, впервые появляются три обезьяны, могли заменять центральное изображение характерного для Ко-син божества Сёмэн-Конго на Сарутахико, сопровождаемого тремя обезьянами. То есть великий ками связан не только с обезьянами как таковыми, но и с композицией «не видеть, не слышать, не говорить».
Но вернемся в Цусимский пролив. Очевидно, святилище Ондакэ почитает Сарутахико именно в обезьяньем проявлении, чем и заслужило славу: сложно утверждать наверняка, но, видимо, здесь самое большое в Японии скопление обезьяньих статуй.
Путеводители называют какие-то конкретные цифры, но вряд ли им можно доверять, т. к. количество скульптур, очевидно, постоянно пополняется и всегда можно выделить новых обезьян, вырезанных из камня. Можно лишь сказать, что обезьяньих фигур здесь «не одна сотня».
Обезьяны изображаются в разных позах, с разными ужимками и мимикой. Можно заметить, что у резчиков весьма популярна композиция с тремя обезьянами, причем некоторые воплощения, мягко говоря, необычны. Смеем предположить, что на острове Ики собрали самое большое количество каменных статуй трех обезян не только в Японии, но и в мире.
У туристов особо популярна одна из троиц, в которой центральная фигура, закрывающая глаза, оснащена не по-обезьяньи огромным мужским достоинством в напряженном состоянии, а ее коллеги обернулись в изумлении. И, хотя эта композиция, очевидно, совсем недавнего изготовления (2010-е, но не позднее 2014 г.) и, явно, несет долю иронии, фаллический культ в Японии распространен и естественен, а обезьяны в японской культуре издавна наделены символикой фертильности, так что ничего странного в этом нет.
Нам святилище интересно не только разнообразием композиций, но и примером того, как в скоплении обезьян выкристаллизовываются тройки «не вижу — не слышу — не говорю».
См. также, как тема трех обезьян на острове Ики отражена в компьютерной игре
В названии популярного японского музыкального коллектива Суйёби-но-кампанэра (水曜日のカンパネラ) слово «суйёби» по-японски значит «среда» (день недели), а вот «кампанэра» — передача итальянского campanella. Дословно это «колокольчик» (и инструмент, и цветок), однако это еще и фамилия, самым известным носителем которой был философ и писатель-утопист Томмазо Кампанелла (автор знаменитого «Города Солнца»).
Вне Японии группа известна в англо-итальянском варианте названия: Wednesday Campanella. То есть и по-английски это «Колокольчик» (или «Кампанелла») по средам».
Название странное, но песни коллектива вполне ему соответствуют — тоже необычны. Стилистическая основа у «средничных колокольчиков» — это, безусловно, электронная танцевальная музыка (EDM). Тематика — различные исторические личности и феномены популярной культуры. Солистка, сценическое имя которой пишется через знак подчеркивания KOM_I (Комай), может петь о сказочном «персиковом мальчике» и египетском боге Ра, о русской матрешке и дзэнском поэте Иккю Содзюне, об Аладдине и трех обезьянах.
Вот из-за трех обезьян мы и начали этот рассказ. Любопытно, что японоязычная песня названа по-английски Three Mystic Apes («Три мистические [человекообразные] обезьяны»).
В официальном канале Суйёби-но-кампанэра на Youtube можно увидеть яркий анимационный клип с первым куплетом и припевом из песни.
Так о чем же поет Комай? Давайте попробуем перевести этот куплет.
見てない 聞かない 言わない そして |
«Не вижу», «Не слышу», «Не говорю» Перевод Исконно.ru |
То, что это песня популярна (или потенциально популярна) в Японии, показывает ее использование в рекламе наушников фирмой Beats. Известная телеведущая полуяпонка Беки в роли успешной бизнес-вумен слушает в новых наушниках новую песню про обезьян.
Нам этот случай интересен, во-первых, тем, что три обезьяны выбраны темой коммерческого популярного искусства, а во-вторых, очевидным превосходством четвертой обезьяны над тремя товарищами. Совсем как у буддистского поэта семь веков назад.
Мы уже отмечали случаи, когда тема трех обезьян возникала на почтовых марках или открытках. Но на открытках в роли обезьян были девушки, а сейчас мы обратимся к обезьянам непосредственно.
В собрании Музея изящных искусств (MFA), Бостон (Массачусетс, США) находятся японские почтовые открытки с изображением трех обезьян. Они поступили в музей в 2002 г. из частной коллекции (Leonard A. Lauder Collection) и какой бы то ни было информации о них попросту нет.
Обращает на себя внимание, что все три изображения выполнены в единой технике и манере, очевидно, одним и тем же художником, но не повторяют друг друга. Обезьянки поочередно меняют свои позы и автор не копирует свои работы, а создает композицию каждый раз заново, иначе наклоняя своих героев или выставляя вперед другую лапку.
Художник играет своими персонажами. Кажется, что это три кадра из наблюдения за жизнью обезьян.
И еще нужно отметить, что при всей упрощенности изображения автор копирует технику великих анималистов и, в первую очередь, конечно же, семьи Мори. Мех животных дается тонкими растушевками, в то время как лица и лапы переданы детально и четко.
Наверное в мире мало людей, которые ни разу не видели Хэлоу Китти. Это один из самых популярных и узнаваемых персонажей популярной культуры.
Японская компания Sanrio начала свой бизнес в 1960-е гг. с производства дешевых резиновых шлепанцев, но ее всегда отличало желание создать яркий и качественный дизайн для своих товаров, поэтому вскоре фирма стала приглашать профессиональных художников для их оформления. К 1970-м гг. ассортимент расширился и фирме были нужны новые рисованные герои, которые сделают товары более милыми и востребованными.
Дизайнер Юко Симидзу (清水 侑子) в 1974 г. нарисовала белую кошечку с красным бантом, само воплощение каваий — «прелестно миленького». Впервые киска появилась на виниловом кошельке. С одной стороны у нее была бутылка молока, с другой — аквариум с золотыми рыбками. И история началась...
Хотя персонаж разрабатывался, чтобы угодить девочкам предпубертатного возраста, кошка стала неимоверно популярной у всех слоев населения. Сейчас это вторая по доходности франшиза в мире (после покемонов) с миллиардными оборотами.
Во всем мире она ассоциируется с Японией, хотя каждый японец знает, что Хэллоу Китти (вернее, Харо Кити, ハローキティ) — чистокровная англичанка. Даже имя Китти у нее появилось из книги Льюиса Кэррола (так звали кошку Алисы из Страны Чудес).
В 2014 г. Китти с размахом отметила 40-летний юбилей и, несмотря на внушительный возраст, она полна сил, свежа и желанна. Изображения белой кошечки можно встретить на совершенно разных товарах. Не обошлось и без местных сувениров различных японских префектур, городов и достопримечательностей. Туристы с удовольствием купят не просто безделушку на память о поездке, а такую же безделушку, но с милой и модной кошечкой. Для таких кисок даже придумали специальное название — Гототи Кити (ご当地キティ — «местная Китти»).
У японского города Никко главная достопримечательность — синтоистское святилище Тосёгу, а один из его главных символов — три обезьяны, которые не видят, не слышат и не говорят. Так как же сувенир с Хэллоу Китти может обозначить Никко? Конечно же, позами трех обезьян! И не важно, что кошечка только одна, она может притвориться одной из обезьянок.
У Sanrio, владельца прав на белую кошечку, есть несколько менее популярных обезьяньих персонажей, но здесь не использовался ни один из них. Это просто обезьяны из Никко и Китти в обезьяньем костюме.
Любопытна отведенная Хэллоу Китти роль: она не говорит. Но у нее и так нет рта и по этому поводу у компании есть особые объяснения: когда у игрушки нет мимики, ребенок сам проецирует на нее свои эмоции, игрушка грустит и веселится вместе с ребенком. Есть и второе толкование: киска общается не языком, она говорит сердцем и способна донести «послание Sanrio» до любого уголка мира, вне зависимости от языка.
Чтобы не создавалось ощущение, что мы высосали статью из единственного брелока, приведем еще несколько примеров кисок Гототи:
Любопытно, что и неофициальное, «фанатское искусство» нередко связывает темы Хэллоу Китти и трех обезьян.
Так в граффити на заборе в бразильском Сан-Паулу три Китти не просто в обезьяньих позах, но еще и в деловых костюмах, очевидно, перед нами сатира на местных чиновников.
Мы уже встречались с резными панно, изображающими трех обезьян (одно из них хранится в Омске) и знаем, что восходят они к единственному оригиналу, приписываемому резцу легендарного скульптора Хидари (Левши) Дзингоро, знаменитым трем обезьянам из Никко.
Но в этот раз нам попалась более «богатая» композиция, чем в Омске или в самом Никко.
В апреле 2012 г. на аукционе Leland Little в американском штате Северная Каролина было выставлено резное деревянное панно размерами приблизительно 151×51 см с золочеными фигурами в лакированной раме с бронзовыми медальонами. Аукционисты уверенно называли предмет японским и относили примерно к 1840 г. (то есть к концу периода Токугава).
Давайте присмотримся к резьбе и сравним ее с источником. То, что автор обезьян из Никко решал просто, на северокаролинском панно усложнено и приукрашено. Так и хочется назвать его более «барочным», если это применимо к восточному искусству. Причудливые ветви, добавленные листья, пион, пустивший побег, взявшиеся откуда-то облака — все усложняет композицию. Даже сами обезьяны получили пышные волнистые «бакенбарды», действительно характерные для японских макак.
Очень любопытно увидеть обычно скрытую от зрителя обратную сторону панно. Можно заметить, что рельеф не цельный из деревянного массива, а набран из отдельных элементов, а его устройство и иллюзия объема напоминают кулисы театральных декораций, создающие несколько планов сцены.
Металлические медальоны на раме — не просто украшение. На них выгравированы стилизованные три листа аои — мальвы в круге. Это мон (герб) клана Токугава, того самого, в честь которого назван период истории, к которому относят панно. Из этого клана назначались фактические правители страны — сёгуны. А основал сёгунскую династию Токугава Иэясу (徳川 家康 1543—1616 гг.). Оригинальное панно с тремя обезьнами находится в святилище Тосёгу, посвященном как раз-таки Иэясу Токугаве и служащем его мавзолеем.
То есть можно предположить, что северокаролинская копия — не просто забавная анималистическая сцена, а память о могущественном и божественном сёгуне.
P.S. Лот был продан за $3250
Японского художника Сакамото Томоёси (坂本 友由), выпускника Токийского Университета искусств, уверенно причисляют к стилю «нео-нихонга», то есть он один из тех, кто создает новое японское искусство.
Его обычные герои — токийские девушки. Они часто чисты и невинны, иногда активны и вызывающи, но почти всегда в работе присутствует боль и скорбь. Картины могут вызвать неприязнь или какое-то жуткое ощущение, но приковывают к себе внимание.
Одна из самых известных работ Томоёси посвящена сразу трем девушкам.
Три девушки очень спокойно и буднично заняты утренним нанесением макияжа, попутно зашивая друг другу глаза, рот и уши.
Картина совсем не маленькая, как может показаться в начале. Зритель может изучать крупное изображение в подробностях.
Есть у автора и вариант с одной девушкой, лишающей себя чувств.
Зрители без труда узнают отсылку к классической схеме трех обезьян. Нам же эти картины напомнили еще одну символику.
В обширном буддийском пантеоне нам вспомнилась богиня (дэва) Маричи (मरीचि, на Тибете Одсер-Чен-ма, у китайцев Молиши, у японцев Мариси-тэн). Изначально, возможно, богиня рассвета и солнечных лучей, позже наделялась и другой символикой, собирая в себе черты нескольких, в том числе и небуддийских персонажей.
Нам интересна Маричи как одно из охранных божеств. Многие охранники учения изображаются многорукими, держащими различное устрашающее оружие. У Маричи в его число входят игла (в правой руке метода) и нить (в левой руке мудрости). Тибетские справочники дополняют, что медной иглой и красной нитью богиня Мерцающего Огня зашивает глаза и рты вредоносных духов.
Вряд ли художник имел в виду это божество, но такие совпадения не случайны. Многорукая богиня лишает злые силы возможности действовать, отнимая у них способность различать. Не этим же ли заняты и девушки Сакамото Томоёси?
Международный аукцион eBay уже не первый раз служит для нас источником любопытных находок.
У профессионального продавца cgc66 из США среди огромного количества антикварных лотов нас привлек футляр-кошелек.
Яркий подвесной футляр (сагэмоно) на металлической цепочке с металлической застежкой продавец определил как кошелек для монет. Конечно же, он мог служить и для других целей, например, для переноски табака, но мы, вслед за продавцом, тоже будем называть предмет кошельком. Его размеры невелики: по ширине ок. 146 мм (5 и 3/4 дюйма), в высоту ок. 92 мм (3 и 5/8 дюйма) и в толщину ок. 22 мм (7/8 дюйма). Цепочка из белого металла (медный сплав или серебро) длиной примерно 108 мм.
Внешняя поверхность выполнена из ткани с рисунком дракона в облаках. Ткань для своего возраста (а продавец датирует предмет довольно широко от позднего периода Мэйдзи до Тайсё, 1880—1920 гг.) выглядит очень неплохо, заметны только потертости по углам.
Изнутри кошелек кожаный, с узором в виде цветов. Запирается футляр металлическим замочком с единственным шпеньком на собственно кошельке, входящим в ответное отверстие на клапане.
Но нас больше всего интересует лицевая сторона замочка, то фигурное украшение (маэканагу), которым замочек прикрыт.
Кошелек украшают декоративные фигуры трех обезьян. Художник выбрал строго симметричную композицию. Обезьянки изображены достаточно подробно, с тонкими деталями. В них легко можно узнать макак, причем макак именно японских (с короткими хвостами).
Данная вещица была бы просто довольно любопытным образцом применения образа трех обезьян в японском прикладном искусстве, если бы обезьянки не показались нам знакомыми. И точно! На сайте Эмиля Шуттенхельма в разделе пряжек для ремней мы видим очень похожих обезьян.
Очень близкая, практически идентичная композиция оказывается разъемной пряжкой, причем правая обезьяна (не говорю) отделяется от своих коллег по незаметному шву.
Это уже не просто один предмет и даже не серия. Похоже, что фурнитура с тремя обезьянами по одному рисунку производилась для разных предметов.
Жаль, что мы не знаем размеров пряжки! Если грубо прикинуть размеры украшения на кошельке, пропорционально общим габаритам предмета, должно получиться что-то около 55×40 мм. Если для пряжки использовалась та же модель, на ремень останется меньше 2 (скорее, 1,5) см, а это довольно мало. Узкий брючный ремень вряд ли бывает у́же 3 см. То есть перед нами либо очень маленькая пряжка, либо для кошелька и пряжки использовали обезьян разного размера, но с одним рисунком.
PS На момент написания этих строк кошелек все еще продавался на eBay за 450 американских долларов и у вас есть возможность приобрести его.
С творчеством прославленного Хокусая мы уже сталкивались, рассматривая гравюру из собрания Пушкинского музея.
Вся жизнь художника была посвящена одной цели:
...В 6 лет я старался верно передать формы предметов. В течение полувека я исполнил очень много картин, однако до 70 лет не сделал ничего значительного. В 73 года я изучил строение животных, птиц, насекомых и растений. Поэтому могу сказать, что вплоть до 80 лет мое искусство будет непрерывно развиваться и к 90 годам я смогу проникнуть в самую суть искусства. В 100 лет я буду создавать картины, подобные божественному чуду. Когда мне исполнится 110 лет, каждая линия, каждая точка — будут сама жизнь. Те, кто будет жить долго, смогут увидеть, что я сдержу слово...
Но Хокусай не сразу стал Хокусаем. Сперва в возрасте 13 лет (примерно с 1773 г.) он стал резчиком. Его задачей было как можно точнее воспроизводить чужие рисунки для печати гравюры. В 1778 будущий Хокусай стал учеником эдосского мастера укиё-э Кацукавы Сюнсё, создал первые самостоятельные произведения и вскоре получил собственное творческое имя 春郎 [сюнро] (по именам мастера). Весь начальный период творчества Хокусая именуется по первому псевдониму периодом Сюнро.
К этому периоду и относится произведение, которое мы сегодня рассмотрим. Впервые оно нам встретилось в собрании Художественного музея Гонолулу на Гавайях (угол улиц Вард и Виктории, Гонолулу, Гавайи, США).
Другие варианты этого свитка нашлись в интернете (правда, без указания местонахождения оригиналов).
На сайте onmarkproductions.com очень близкий (но не идентичный) гонолулскому вариант раскраски но худшее качество изображения (судя по явному растру, картинка отсканирована с какого-то полиграфического издания). Вариант с сайта zeno.org отличается сильнее и цветами, и способами раскраски, например, у главного персонажа одежды орнаментированы цветным паттерном.
Но что же изображено на этих свитках? Грозное шестирукое синелицее божество, потрясающее оружием, попирает ногами демона 悪鬼 [акки]. Слева и справа от него солнце и полная луна, под ногами — три обезьяны, петушок и курочка.
Если вы знакомы с историей появления трех обезьян, вы знаете имя этого персонажа. Его зовут Сёмэн-Конго (青面金剛 , дословно «синелицый ваджраносец»). Это характерное божество религиозных практик Ко-син даосского происхождения. Раз в 60 дней, в ночь Обезьяны практикующие собирались на коллективные бдения, размещая перед собой свитки с этим божеством или его скульптурные изображения (пример подобной скульптуры мы видели в собрании Государственного музея истории религии (ГМИР) в Санкт-Петербурге).
Откуда взялся Сёмэн-Конго — очень большой вопрос. Музейные экспозиции часто затрудняются даже в его религиозной принадлежности. Недавно ушедший из жизни исследователь трех обезьян Митио Иида (飯田 道夫) утверждал в личной переписке, что Сёмэн-Конго не известен ни в синто, ни в буддизме. Он существует только в связи с практиками Ко-син.
Однако иконография, да и имя этого божества вполне буддистские. Гневное многорукое синелицее божество, держащее абсолютное оружие — ваджру и попирающее демона — это один из защитников буддийского учения. В индийском буддизме существует класс существ, называемый видьяраджи (санскр. विद्याराज — «владыка знаний»), по-японски звучит короче: мёо (明王). Пятеро из них считаются гневными формами будд пяти семейств тантрической традиции и, соответственно, защитниками пяти направлений (центра и четырех сторон света). Их часто изображают на мандалах.
Из всех мёо в Японии более всего почитаем центральный, соответствующей будде Вайрочане видья-раджа Ачала. В Японии его называют светлым государем Фудо (不動). Он грозный, с синей кожей и всклокоченными волосами, часто многорукий, вооружен мечом и арканом.
А вот нашего Сёмэн-Конго иногда соотносят с мёо-хранителем востока Ваджраякшей (соответствует синему будде Акшобхья).
Как бы то ни было, общинам были нужны изображения Сёмэн-Конго на свитках, в виде статуй и каменных стел. Стелы, косин-то (одну из них мы видели на прошлом произведении Хокусая) известны по всей территории страны. Есть сайты, собирающие и классифициркющие информацию по памятникам косин-то. Многие из них можно уверенно датировать по надписям, так что набирается некоторая статистика. На сайте kcn-net.org (яп. яз.) можно увидеть, что пик установки стел косин-то приходится на 1800 г. А если учесть, что стела обычно ставится только после нескольких успешных бдений, пик популярности практик Ко-син, а следовательно, и спрос на изображения должен быть чуть раньше 1800, как раз во время создания свитков.
То есть Хокусай своей массовой серийной продукцией заполнял спрос религиозных общин на культовые изображения.
Если изучить примеры традиционных свитков Ко-син (например, на сайте Эмиля Шуттенхельма), можно заметить, что они могут быть многоцветными и многофигурными, насыщенными символами, выполненными в дорогих материалах, но при этом довольно примитивными по рисунку и композиции. Хокусай значительно исправляет композицию, делая рисунок благороднее. А в самом низу свитка петушок и курочка (традиционные символы) дополнены цыплятами. Мы нигде больше не видели такой подробности. Кажется, это Хокусай оживил строгий и грозный эпический сюжет милыми бытовыми деталями.
Три обезьяны у Хокусая вполне традиционны. Составляя симметричную группу, они сидят каждая на своем небольшом каменистом возвышении и закрывают лапками рот, уши и глаза.
Цусимское сражение в мае 1905 г. стало крупнейшим поражением российского флота за всю историю и привело к завершению русско-японской войны не в пользу Российской Империи.
Ранее Россия направила военную флотилию для захвата китайского незамерзающего порта Люйшунь (旅顺) на Желтом море, более известного под английским именем Порт-Артур (ныне территория города Далянь, КНР). Принуждением и взятками удалось добиться от Китая права аренды Порт-Артура и русская флотилия обосновалась здесь на постоянной основе, а в порту спешно возводилась мощная крепость.
Русско-японская война началась с нападения японцев на порт-артурскую эскадру и быстро привела к длительной осаде. Ждать скорой помощи было неоткуда. Нависла реальная угроза потери Порт-Артура.
В Балтийском море спешно создавалась Вторая тихоокеанская эскадра с новейшими и не очень боевыми кораблями, которая, пройдя полмира, обогнув Африку, преодолев весь Индийский океан, должна будет завоевать господство в морях океана Тихого. Переход занял полгода, за это время Порт-Артур пал.
Встал вопрос, что делать с эскадрой? Было решено довести ее до Владивостока. Но для этого нужно было как-то пройти мимо Японии, а японцы эскадру уже ждали, знали ее маршрут, состав и примерное положение. Можно было бы менее рискованно и чуть дольше, выйдя из Камрани (ныне Вьетнам), обогнуть Японию с востока, но контр-адмирал Зиновий Рожественский решил идти кратчайшим путем — по узкому проливу между Японией и Кореей — Цусимскому проливу.
Русская эскадра была обнаружена, а в ходе боя выяснилось, что японцы по всем статьям превосходят русских: и в решимости, и в тактике, и в выучке, и в вооружении. Большинство русских кораблей было потоплено, часть сдалась в плен, четыре, в том числе будущий символ русской революции — крейсер «Аврора» — интернировались в иностранный порт, а три — прорвались во Владивосток.
Первым нашим героем будет корабль, вернее, сопровождающее судно «Орел» (в эскадре был и другой «Орел», но об этом чуть ниже). Самый современный на то время быстроходный пароход был заказан в Англии через судоходное общество «Добровольный флот» (держа в уме двойное назначение на случай войны). Пароход ходил с коммерческими рейсами на Дальний Восток, перебрасывал войска в Китай, даже переоборудовался во вспомогательный крейсер (не особенно удачно), но в результате в 1904 г. во французском Тулоне за счет французского Красного Креста пароход превратили в госпитальное судно на 444 койки. «Орел» был блестяще оснащен, на тот момент на пароходе был даже лифт для раненых и рентгеновский аппарат.
Именно это судно послужило косвенной причиной Цусимской битвы. Эскадра скрытно шла проливом в тумане, на малом ходу, соблюдая светомаскировку. И только на судах Красного Креста были зажжены особые красно-белые огни. Их-то и заметил японский разведчик. Подойдя проверить неизвестное судно, японский вспомогательный крейсер увидел другие корабли эскадры и поднял тревогу.
В ходе битвы «Орел» был остановлен японцами для досмотра. К сожалению, судно Красного Креста использовалось не по назначению: на нем содержались задержанные английские моряки и перевозился военный груз — бронированный кабель. На этом основании судно было реквизировано японцами и служило уже под японским флагом сперва плавучим госпиталем, а после — снова грузопассажирским пароходом.
Вторым героем, вернее, героиней нашего рассказа станет сестра милосердия, служившая на «Орле». Евгения Морисовна Жаклен (ее больше знают по фамилии будущего мужа — Арндт) родилась в 1878 г. в Лионе (Франция). Приехала в Россию в 1903 г. преподавать французский язык, но с началом русско-японской войны окончила курсы медсестер и записалась на плавучий госпиталь «Орел».
С экипажем «Орла» попала в плен, вернулась в Россию, награждена медалью «За войну». В 1911 г. вышла замуж за немца врача Евгения Евгеньевича Арндта. Работала медсестрой при муже. С началом Второй мировой войны супруги Арндт репрессированы, отправлены в ссылку в Казахстан. В 1941 г. ее единственный сын погиб в боях под Москвой, а в следующем, 1942 г. муж заживо замерзает в степи, в пути к пациенту. Умерла в 1975 г. в доме престарелых. Реабилитирована с мужем в 2015 г.
Теперь немного отвлечемся от медсестры и вспомним обещание рассказать о другом «Орле» во Второй тихоокеанская эскадре. Так назывался эскадренный броненосец, получивший в ходе Цусимского сражения множественные повреждения и сдавшийся в плен.
На броненосце в унтер-офицерском звании баталёр служил Алексей Силыч Новиков. Много позже он будет известен под писательским псевдонимом Новиков-Прибой.
По воспоминаниям Алексея Силыча, еще в японском плену у него появилась идея описать пережитое и по возвращению в родное село, он написал пару очерков, тут же попавших под строгий запрет цензуры. Под угрозой ареста бежал из страны и в ходе странствий попал на глаза Максиму Горькому, который взял литературное шефство над писателем из народа. Новиков даже некоторое время жил у Горького на Капри.
С объявлением амнистии в 1913 г. Новиков вернулся в Россию, а после революции к нему пришло полное признание. Magnum opus Новикова-Пибоя, историческая эпопея «Цусима» получила Сталинскую премию.
Новиков-Прибой стал центром, объединяющим бывших «цусимцев». А кроме живых встреч, у Алексея Силыча начала собираться коллекция документов и артефактов.
Евгения Морисовна Арндт (Жаклен) неоднократно принимала участие во встречах «цусимцев», а семье Новикова-Прибоя подарила памятную вещь, привезенную из Японии — фигурки трех обезьянок, которые не видят, не слышат и не говорят.
Три обезьянки, рассказавшие нам эту историю, оказались в музее Новикова-Прибоя. Любопытно, что в музее его учителя Горького тоже можно увидеть похожих обезьянок.
Мы уже видели миниатюрные скульптурные изображения обезьян, закрывающих глаза, уши и рот, из собрания ньюйоркского Метрополитен-музея. Тогда нам казалось, что мы одной статьей полностью закрыли тему трех обезьян в этом музее.
Оказывается, мы ошибались. Еще один экспонат не находится никакими запросами, связанными с обезьянами, потому как озаглавлен музейщиками сверхлаконично: просто «нэцкэ».
Кроме размеров и истории поступления никакой информации. Можно заметить, что, хотя, брелок выполнен, безусловно, мастером, качество миниатюры не лучшее. Есть авторская подпись «Минкоку», но под этим именем известно несколько резчиков.
Давайте сами посмотрим, что же тут изображено. Какой-то маленький пухлый и лысый мужичок закрывает ладонями свои уши. Он окружен двумя макаками, закрывающими лапками глаза и рот. Да, вместе они образуют классическую троицу, но что это за персонаж и на чем это они сидят? Что-то покатое в форме перевернутого полумесяца. Качели? Или может быть какая-то лодка?
Вид сзади ясности не вносит. И только снизу становится окончательно понятным замысел художника: обезьяны сидят на чрезвычайно длинных ногах этого мужичка.
Теперь мы можем предположить имя центрального персонажа. Скорее всего, это Асинага (или Асинага-дзин, 足長人, дословно «длинноногий человек»). Предание о целой стране длинноногих пришло в Японию из Китая. Ноги у таких варваров при нормальном теле, якобы, были длиной около 6 м. Но Япония знает Асинагу не одного, у него есть не менее странный друг с длинными руками — Тэнага. Они живут вдвоем, используя свои особенности, чтобы дополнять друг друга. Так Длинноногий сажает Длиннорукого себе на загривок и выходит в море, а Длиннорукий при этом ловит рыбу прямо своими длинными руками. Именно эта сцена наиболее часто изображается в нэцкэ или в гравюрах:
Так почему же Длинноногий потерял своего друга и оказался в компании обезьян? Мы затрудняемся с ответом. Но случай, безусловно, загадочный и любопытный.
Когда мы рассматривали традиционные (и не очень) матрешки, отметили их японское происхождение. И все главные кандидаты на роль японского отца русской деревянной игрушки отличаются от нее технологией изготовления, ведь матрешку делают на токарном станке, а фигурки божеств вырезают из твердых материалов или лепят из бумажной массы по технологии папье-маше.
Но в Японии есть своя точеная расписная кукла. Она старше матрешки и зовут ее кокэси (こけし). Чем-то она матрешку напоминает, но при этом выглядит иначе:
Относительно крупная головка традиционной японской куклы чаще всего вытачивается отдельно и насаживается на узкое длинное тельце без каких-либо признаков рук или ног. Простые формы игрушки ярко расписываются, обычно геометрическими и цветочными орнаментами. Так было в период Эдо, так продолжается и сейчас во многих местах.
Но со временем кроме традиционных народных кукол появились куклы авторские, не следующие традициям. У них другие пропорции и часто другие материалы. Новые кокэси (сингата, 新型) тоже быстро завоевали популярность.
Художник Мухицу Миядзима (宮島 無筆, род. в 1929 г.) начал изготавливать куклы в военный 1942-й г. Поначалу он делал вполне традиционные кокэси, но чуть позже, в 1940-х переключился на новые образцы. И именно авторские игрушки принесли художнику признание.
Вы, наверное, уже знаете, почему мы начали разговор о Мухицу. Верно, он в своих работах вспомнил о символике трех обезьян, которые не видят, не слышат и не говорят.
Фигурки предельно геометричны и абстрактны. Кокэси собраны из дерева двух оттенков и основная декоративная роль лежит на фактуре дерева, раскрытой под резцом мастера. В смелых вырезах намечены (только намечены) традиционные жесты, закрывающие уши, рот и глаза. А формы фигурок комплементарны, бочкообразным куклам слева и справа соответствуют вогнутые бока центральной кокэси.
Осталось сказать, что эти наборы производились серийно и вы еще можете найти их на интернет-аукционах и во многих частных коллекциях.
Для себя же отметим, что, обратившись к обезьяньей теме, художник оставил кукол человекоподобными. Это куклы, изображающие людей, изображающих обезьян.
Символика трех обезьян, которые не видят, не слышат и не говорят, достаточно популярна в Японии, поэтому ее пытаются использовать в прикладном искусстве.
В традиционном японском костюме нет настоящих карманов (в некоторых фасонах кимоно можно разве что-то положить в рукав). Но зато японец в кимоно всегда подпоясан, поэтому носимые с собой предметы можно или заткнуть за пояс, или подвесить к поясу на шнурке. Для последнего способа применяются специальные брелоки — нэцкэ (根付). Как небольшой аксессуар, нэцкэ часто выполнялся в дорогих материалах и украшался, зачастую изображая собой какие-то важные для владельца идеи.
Три обезьяны — привлекательная символика для нэцкэ. Мы с такими уже встречались в полном комплекте сагэмоно, состоящего из нэцкэ, бусины одзиме и шкатулки-табакерки тонкоцу.
Однако формат нэцкэ накладывает на композицию достаточно жесткие ограничения: предмет должен быть довольно маленьким, с округлыми очертаниями и без выступающих наружу частей (иначе брелок будет цепляться за одежду и окружающие предметы). Кроме того, нэцкэ воспринимается только с одной стороны и если, к примеру, посадить обезьян спиной к спине (как мы видели на втором предмете в обзоре из нью-йоркского музея Метрополитен), то одна или две задних обезьянки окажутся не видны на поясе владельца.
Видимо поэтому художники пытаются упростить композицию. Наверное предельным случаем такого упрощения будет обезьянка резчика Кайгёкусая (Масацугу). Три обезьяны заменились всего одной, закрывающей всеми лапами глаза, уши и рот:
Такая обезьянка действительно идеально вписывается в формат нэцкэ. Не случайно ее часто повторяли. Так в московском Музее Востока есть похожая нэцкэ, приписываемая Охаре Мицухиро.
И вот недавно парижский аукционный дом Beaussant Lefèvre показал предмет, доказывающий, что трех обезьян тоже можно подружить с классической формой нэцкэ.
Такая форма нэцкэ называется «мандзю» (饅頭) т. к. напоминает японцам одноименные пирожки со сладкой бобовой начинкой.
Предмет очень декоративен, почти орнаментален, обезьяны расположены симметрично, а особый настрой создает тройное рукопожатие в центре композиции.
Ожидаемая цена предмета 2—3 тыс. евро, но продан он за 5,5 тыс.
Мы с вами уже неоднократно встречали резные панно с изображением трех обезьян, которые не видят, не слышат и не говорят. Это, конечно, самые известные обезьяны из цикла украшений священной конюшни святилища Никко Тосёгу, их близкая копия из Омска или, возможно, более ранние «обезьяны наоборот» (вижу—слышу—говорю) из Титибу-дзиндзя. Можно вспомнить и более пышное панно, проданное на аукционе.
В этот раз нам на глаза попалось еще одно.
Миллионер Майкл Бруно создал популярный онлайн-проект «1stdibs» — маркетплейс для антикварной мебели и предметов искусства. Вот там нам и встретились обезьяны.
Сами обезьяны любопытны техникой изображения, но не более того. Ради них одних мы не начали бы статью.
Намного необычнее их окружение: над обезьянами распростер крылья феникс, а по сторонам их фланкируют два дракона.
Что же могут означать обезьяньи спутники?
Дракон (по-китайски лун, по-японски рю) и феникс (фэнхуан и хоо) в культуре Восточной Азии сошлись вместе как хранители сторон света (феникс на юге и дракон на востоке), соответствуя двум из 5 первоэлементов. Но вскоре эта пара обособилась и стала означать единство противоположностей, мужское и женское начало (правда, иногда путая роли). Дракон и феникс могли служить символами жениха и невесты и стали непременным атрибутом императорских одежд, то есть знаками власти.
Тут необходимо сделать отступление, сказав, что, в отличие от западной мифологии, на Востоке драконы не несут ни малейших злых коннотаций, а фениксы — вообще являются воплощениями добра.
Вернемся к панно. Вряд ли перед нами символика мировой двоичности инь-ян, хотя бы потому, что драконов здесь два на одну птицу. Но обратите внимание: реальные земные обезьяны сидят на земле, обозначенной невысокими горками, а вот фантастические драконы и феникс окружены декоративными завитками, обозначающими облака, то есть находятся на небе. И между небесным и земным мирами обозначена четкая граница, образующая подобие картуша, в котором разместились обезьяны.
Можно предположить, что мифические создания охраняют обезьян со своих небес. А обезьяны добились небесного покровительства своим поведением, они прикрыли свои ушки, рот и глазки.
И еще обратим внимание на дерево, сопровождающее обезьян. Мы помним, что в Никко у обезьян была хвойная ветвь и пышный пион. Здесь же лиственное дерево, у листьев которого пальчатая форма. Возможно, это японский клен (момидзи), не менее любимое японцами растение, чем знаменитая сакура. Только сакурой любуются весной, а огненными листьями клена — осенью. Но клен и символизирует не только осенний сезон, но и «осень жизни», возраст жизненного опыта и мудрости. Не мудрость ли обезьян нам таким образом показывает безвестный скульптор?
Остается отметить, что на момент написания этих строк панно находилось в продаже с ценой $5 200 (со скидкой 20%) и вы можете успеть приобрести эту необычную композицию.
Один из наших корреспондентов прислал кадр из современного японского фильма. Кадр любопытный, так что пришлось ознакомиться с первоисточником.
Фильм называется «今日も嫌がらせ弁当» [кё мо иягарасэ бэнто]. Даже неофициального перевода на русский (пока?), видимо, не существует, а примерно передать название можно как «Снова этот дурацкий бэнто!»
У старшеклассницы Футабы (Кёко Ёсинэ) переходный возраст, она становится совершенно неуправляемой, показательно не замечает свою маму и не общается с ней иначе как через SMS. Ее мать-одиночка Каори (Рёко Синохара) не знает, как справиться с подростковым бунтом. И тут она вспоминает про бэнто.
У нас бэнто назвали бы просто «сухим пайком», но для японцев это неотъемлемая часть культуры. Бэнто — это готовый обед на одну персону, упакованный в специальный контейнер. В него, конечно же, входит вездесущий рис, а с ним уже по возможностям и предпочтениям маринованные овощи (цукэмоно), рыба, морепродукты или мясные изделия. Изготовление и, что не менее важно, упаковка продуктов в бэнто отточены многими поколениями японских домохозяек.
Для маленьких детей мамы стараются украшать бэнто, чтобы дети ели охотнее. Если рисовому шарику добавить глазки, еда превращается в игру. В коллективах дети сравнивают свои обеденные наборы и гордятся, когда их бэнто красивее соседского.
Школьница из фильма уже вышла из возраста игр с едой, но мама сперва назло ей упаковывает обед в детской манере (только тщательнее и продуманнее до мелочей), а после начинает передавать через бэнто послания. Так первым стало сердитое требование убирать за собой посуду: «皿は片せや！»
Но интересующий нас момент встретился чуть раньше, когда путь к сердцу подростка еще не был найден. Мама жалуется собеседницам на свою дочь, говоря, что она не слушает, не говорит и не смотрит. По-японски это звучит точно как название классической композиции с тремя обезьянами. И в воображении бунтующая дочка по очереди принимает позы трех обезьян из святилища в Никко.
Заметим, что трижды повторенная героиня вписана в декоративную раму с растительным орнаментом. Казалось бы, этого зрителю должно быть достаточно, чтобы считать популярный образ, но нет, поверх школьницы рисуются соответствующие обезьяны со своими именами-отрицаниями на свитках.
PS Нам подсказывают, что фильм демонстрировался на 53-м фестивале японского кино в Москве под названием «Сегодня снова издевательский бэнто»
В социальных сетях уже несколько лет подряд гуляет одна картинка. Ее можно встретить у блогеров всех стран на всех языках.
Иногда в шутку, чаще вполне серьезно публикуется изображение бегущего восточного воина.
Некоторые называли воина монголом и даже самим Чингисханом, но большинство узнавало японского самурая. Изюминка картинки в том, что самурай ведет на поводке кота в боевых доспехах. Комментаторы выдвигали разные фантастические и забавные версии, чем именно заняты герои произведения и при этом мало кто сомневался в древности, аутентичности картинки.
Между тем, это современное авторское произведение. Самурая с котом нарисовал в 2014 г. японский художник Тэцуя Ногути (野口哲哉).
Посмотрев небольшой фильм о его творчестве, вы можете убедиться, что всё его внимание обращено на самураев, причем Тэцуя чаще воспроизводит объемные, скульптурные изображения средневековых японских воинов, часто добавляя в них неожиданные современные элементы.
Творчество художника находит отклик не только в сердцах интернет-пользователей. Тэцуя Ногути проводит вполне реальные выставки. Вот с одним из экспонатов такой выставки мы и хотим познакомиться поближе.
Что это за три одинаковых самурая? Давайте подойдем поближе...
Так это же обезьяны, которые не слышат, не видят и не говорят! Кираса (до) у них гладкая (такой тип доспеха называют хотокэ-до — «грудь как у Будды»), пах и бедра прикрыты латной юбкой, но самые примечательные, несомненно, шлемы. Один традиционных из типов боевой маски мэнгу, закрывающей лоб и щеки воина, напоминал контуры обезьяньего лица. У трех самураев Тэцуи Ногути в точности воспроизведен исторический образец. Но под ним видно настоящее красное обезьянье лицо. Настоящая ли это обезьяна или же только раскрашенная боевая личина, прикрывающая человеческое лицо воина? Знает только автор!
Авторское название композиции — англоязычное: Three wise monkeys («три мудрые обезьяны»).
Наш постоянный корреспондент обратил наше внимание на фотоотчет Анастасии Дербасовой (@anastasia.derbasova) в соцсети о путешествии по Японии. Анастасия, посещая окрестности Исэ (префектура Миэ), побывала в буддистском храме Конгосё-дзи (金剛證寺) на горе́ Асама.
Этот храм, принадлежащий школе риндзай-дзэн, основан в 825 г. самим Кукаем. Кстати, принадлежность храма, на наш взгляд, штука спорная. Кукай — основатель собственной буддистской школы «истинных слов» (сингон), так что как минимум во времена основания там должны были уделять внимания ритуалам сингон, а вот жесткая «приписка» буддистских общин лишь к одной из школ — более поздняя практика.
Экскурсия была явно не простой и посетителям были открыты некоторые помещения, которые обычный турист видит лишь снаружи. В одном из небольших сооружений гостей встретила необычная деревянная скульптура, именно она и послужила темой для нашей статьи.
Автора фото привлекли три обезьяны, которые не видят, не слышат и не говорят, служащие основанием скульптуры. Нас же заинтересовало, что изображено над ними.
У кого под ногами можно встретить трех обезьян? Вне конкуренции характерное гневное божество религиозных практик Ко-син — синелицый держатель ваджры Сёмэн-Конго (его прозвище больше похоже на эпитет, описание божества, настоящее имя которого забыто). Вне этих практик (причем только в Японии) персонаж не известен. Мы предполагаем его связь с буддистской школой тэндай.
Традиционный облик Сёмэн-Конго в технике круглой скульптуры из дерева можно рассмотреть на примере образа из тэндайского храма Миэ-дзи в Гифу.
Более радикальная школа нитирэн, по сути отколовшаяся от тэндая, предпочитала изображать в компании обезьян Тайсяку-Тэна, то бишь самого Индру, одного из верховных индийских божеств, принятых буддистами в свой пантеон. Это бог-громовержец, он в буквальном смысле носитель ваджры (то есть молнии), так что заменяемость с Сёмэн-Конго можно объяснить. Еще одним грозным спутником трех обезьян может быть бодхисаттва Каннон с лошадиной головой (Бато-Каннон), это не та милая дама, которую в Китае знают как Гуань-Инь, в гневной форме персонаж, восходящий к индуистскому Хаягриве, не менее страшен, чем ранее перечисленные ваджраносцы.
Отдельным «обезьяньим» персонажем можно назвать синтоистское божество Сарутахико, но его с тремя обезьянами объединяет часть имени «Сару-», созвучное слову «обезьяна».
Прочие персонажи, сопровождающие обезьян, кажутся более случайными: будда Амида, Каннон в мирной форме, бритоголовый бодхисаттва Дзидзо и др.
Так кого же мы видим в Конгосё-дзи? Три обезьяны держат явно лотосовый трон, на котором традиционно изображаются буддистские персонажи. Но кто это выше? Сложно разобрать!
Может быть, подпись поможет. Описание неразличимо, но заголовок можно прочесть: 蓮華庚申 [рэнгэ ко-син] (цветок лотоса [дня] ко-син). То есть это лотос на лотосовом троне! Несколько шизофренично.
Упоминание дня ко-син нам говорит о том, что это строение, вероятно, использовалось для бдений в ночь зодиакальной Обезьяны. Но почему лотос?
Отметим, что цветок весьма напоминает человеческую фигуру. Не могла ли это быть цензура? Скульптор под видом цветка изображает антропоморфный персонаж или наоборот из какого-то персонажа делает подобие цветка.
Давайте вспомним закон о размежевании богов и будд от 1868 г. Единственной государственной религией объявлен синтоизм. Все смешанные синто-буддистские практики запрещены. Из всех смешанных синто-буддистских заведений буддисты «выселены». А все, что не относится к синтоизму или буддизму (в том числе и ритуалы ко-син) объяявлено «вредными суевериями». К моменту принятия закона практики бдений в ночь Обезьяны достигли расцвета, а после резко затухли.
Может быть именно из-за этого (только наше предположение, ни на чем не основанное) скульптор скрыл под изображением цветка неугодную властям символику?
Что может символизировать лотос? К моменту размежевания богов и будд все буддистские общины были поделены между школами и храм Конгосё-дзи относился к дзэну. А лотос — один из символов именно дзэна, ведь цветок лотоса без всяких слов, как знак учения передал Будда своему ученику Кашьяпе, запустив традицию дзэнских патриархов.
В культуре Южной и Восточной Азии лотос несет огромное символическое значение. Ведь он растет, буквально, в грязи, но не может испачкаться, вода стекает с листа, не намочив его, грязь к нему не пристает. Раскрытие цветка подобно чуду: грязь породила нечто волшебное. Не случайно просветление избранного среди мирской суеты сравнивается с распусканием лотоса.
Не такому ли просветлению служат опорой три обезьяны? Невидение, неслышание и неговорение помогают отрешиться от грязи желаний?
Японка Юри Сато из Канагавы работала в японской ювелирной компании, но переехала жить в США, где прошла обучение у мастера-ювелира (тоже японца по национальности) из модного брэнда мирового уровня.
Юри Сато создала в Нью-Йорке собственную торговую марку, под которой выпускает традиционные ювелирные украшения, но особенно заметны ее работы со столовым серебром.
Дизайнер выработала свою собственную технику декорирования столовых предметов. Ее антикварные ложки, вилки и ножи украшены тонким ажуром сквозных рисунков, выполненных вручную. И при этом тематика рисунков почти всегда посвящена Японии.
Для примера покажем ложку, дырочки в которой складываются в один из самых узнаваемых образов японского искусства — «Большую волну в Канагаве» (神奈川沖浪裏) Хокусая.
Сама ложка произведена в Америке ок. 1900 г., украшена же в 2019 г.
Зная тематику нашего проекта, не сложно угадать, какой образ наc ждет дальше. Всё верно! Три обезьяны, которые не видят, не слышат и не говорят. Как нельзя лучше подходят для комплекта из трех ложек:
Американские серебряные ложки, выпущенные в 1914 г., более чем через век, в 2019 дождались художественного перерождения.
И, похоже, символика трех обезьян популярна, ведь у дизайнера есть еще один комплект (в этот раз без растительных мотивов):
Для себя же отметим, что у обезьянок Юри Сато длинные выразительные хвосты, которыми не могут похвастаться японские макаки. То есть перед нами континентальные обезьяны или, скорее, архетипичные образы обезьян в западной культуре.
Это уже не японская, а всемирная символика.
Появление паломничеств «по святым местам» вполне естественно в любом культе. А в Японии много предпосылок для складывания паломнических маршрутов. Логично желание посетить все места явления бодхисаттвы Каннон или культовые сооружения в честь всех семи богов удачи.
Тем более, сложилась традиция, объединяющая паломничество с коллекционированием: паломник в местах посещений получает не только молитвы, но и вполне осязаемые подтверждения — специальные печати (штампы).
Город Киото стал японской столицей еще в конце VIII в., но много ранее в этих местах существовали поселения. Так у горы Фусими с давних времен поклонялись божеству Инари. Постепенно растущий Киото поглотил эти земли и Фусими стал киотским районом.
Во всей стране в первые дни нового года японцы посещают синтоистские святилища. Такая традиция называется Хацумодэ. А у жителей Киото сложился обычай особого паломничества — 伏見五福めぐり [фусими гофуку мэгури]. Это мероприятие тоже посвящается началу года и проводится в первые посленовогодние дни (с 1 по 15 января). Чтобы новый год прошел спокойно, счастливо и богато, нужно постить пять культовых сооружений района Фусими. Маршрут сводный, синто-буддийский: буддистские храмы Тёкэн-дзи и Дайкоку-дзи и синтоистские святилища Го-Когу, Ноги и Фудзиномори. Все пункты маршрута считаются в той или иной мере связанными с удачей, так что паломничество должно принести счастье во всех сферах жизни на целый год.
В первой точке паломники приобретают специальную карточку (довольно крупный бумажный лист) и в каждом храме и святилище на эту карточку в соответствующее место ставится штамп, подтверждающий посещение (тоже за небольшое вознаграждение).
Так как паломничество связано с новогодними традициями, на карточке традиционно изображается животное-символ текущего года.
Например, для 2013, 2014 и 2015 гг. на карточках изображались змея, лошадь и барашек:
2016-й — год зодиакальной Обезьяны. Но художник изобразил сразу троих, закрывающих лапками глаза, уши и рот. Причем обезьяна, закрывающая глаза халтурит и подглядывает:
Все трое в ярких курточках и высоких шапках. Можно предположить, что они одеты в костюмы танцора Самбасо («третьего старца», 三番叟). Дрессированная макака, исполняющая танец Самбасо — сама по себе новогодний символ, привлекающий здоровье и благополучие, а здесь их сразу трое.
Мы уже встречались, причем неоднократно с такой деталью японского клинкового оружия, как цуба (яп. 鍔), вспомните хотя бы сотни маленьких обезьян-клонов Суня Укуна.
Цуба — небольшой диск или пластинка иной формы, вставленная между рукоятью и клинком, аналог гарды на европейских мечах. Любители мечей японских и даже профессиональные музейщики-японисты часто возражают, мол, ничего подобного. Гарда защищает от вражеского клинка, а цуба на это не рассчитана. На самом деле и у гарды, и у цубы множество функций. Гарда действительно чуть более приспособлена для приема оружия противника, но и цуба на это способна; цуба, как и гарда препятствует соскальзыванию руки на собственный клинок; они меняет баланс оружия; а еще (что особенно характерно для цубы), подобная деталь выполняет эстетическую функцию.
Когда Япония непрерывно воевала (сперва с собственным коренным населением, потом между княжествами или на материке с корейцами), цубы мечей были, в первую очередь, практичны и лишь затем красивы.
Но когда наступил период Токугава и вся страна была объединена под единым началом наступил длительный период относительного мира. Носимое с собой оружие превратилось по сути в элемент костюма. А так как по писанным и неписанным законам самураю запрещалось носить украшения или вызывающе яркую и дорогую одежду, остался единственный способ продемонстрировать свое богатство, вкус и неординарность — украшение оружия.
И лучше всего для этого подходили цубы. В отличие от боевого меча тати, носимого на специальном подвесе, костюмная пара катана и вакидзаси попросту затыкались за широкий пояс, так что вперед торчала рукоять с развернутой к встречным внутренней частью цубы.
И именно внутренняя, обращенная к руке часть цубы стала у катаны главной, лицевой. С этой стороны размещалось основное изображение.
Если древние цубы часто делал тот же кузнец, который создавал меч, то в период Токугава спрос на элегантные гарды, выполненные в сложных техниках из дорогих материалов, породил династии изготовителей цуб — цубако или цубаси.
Владелец меча часто заказывал цубу с каким-то символическим, аллегорическим изображением, которое было ему близко. Вероятно, вы уже догадались, что на японских гардах изображались и три обезьяны.
Первая из интересующих нас цуб промелькнула на американском аукционе в 2009 г., после чего следы ее затерялись.
Это довольно качественное изделие, изображающее трех смеющихся обезьянок, выполнено из сякудо — сплава меди и золота, дающего глубокий темный цвет. При этом лица животных покрыты красной медью, хорошо выделяющейся на фоне сякудо.
Композиция оригинальна и достаточно динамична. Художник избежал симметрии, но обезьянки при этом визуально уравновешены. Наружный контур, образуемый обезьяньими фигурами, близок к традиционному овалу, в то же время обезьянки оставляют место для трех традиционных отверстий. Кстати, в центральном отверстии для клинка (накаго-ана) в углах можно заметить отчетливые следы расклепывания сэкиганэ — маленьких кусочков мягкого металла для точной посадки цубы на клинок. То есть эта цуба, вероятно, действительно монтировалась на меч.
Еще одна цуба выставлялась на аукцион тем же домом Bonhams, но в Лондоне, в 2013 г.
Цубу можно рассмотреть с обоих сторон. На ней тоже смеющиеся обезьяны, но в более статичной, симметричной композиции. Продавец не называет материала изделия. Очевидно только, что это медный сплав.
Цуба относится к одной из самых распространенных и часто подделываемых школ цубаси — Сёами (продавец предоставлял с цубой сертификат подлинности). Цуба подписная: «Мацуяма-но дзю Морицугу саку», поэтому продавец атрибутирует предмет как произведение Сёами Морицугу (с оговоркой «возможно»).
Для школы Сёами весьма характерно украшать стальные и бронзовые цубы золотом методом насечки. Часто чуть ли не вся цуба покрывается пышным прихотливым узором. У наших обезьян золотом (?) светятся лишь глаза.
И третий пример встретился на группе российских сайтов, предлагающих товары из Японии. Цуба погрубее выполнена целиком из железа.
Это тоже круглая цуба (мару-гата) с несимметричной композицией из трех обезьян, закрывающих лапками глаза, уши и рот. Продавцу техника формирования рисунка напомнила резьбу по дереву в традиционном стиле камакура-бори с утопленными в материал контурами.
У этой цубы мы можем увидеть не только лицевую, но и оборотную, значительно менее эффектную сторону, а также частично ребро:
Любопытно, что на китайской торговой площадке AliExpress можно найти современные реплики этой цубы, выполненные, видимо, из медного сплава:
И заодно вспомним, что цуба с тремя обезьянами (в более симметричной композиции) украшает современные вполне функциональные мечи.
Мы уже знаем, что курение табака было широко распространено в Японии. Курили и мужчины, и женщины, но не сигары, сигареты или крупные европейские трубки.
Японская трубка — кисэру (煙管) тоньше и длиннее обычной европейской, а чашка для табака у нее очень мелкая — объемом примерно с горошину. И табак для кисэру должен рубиться очень мелко.
И как любое действие японцы довели курение трубки до степени искусства. А сама трубка при этом служила признаком статуса владельца. Кисэру выполняли в дорогих материалах и всячески украшали.
Аукционный дом Bonhams 21 марта 2018 г. выставил в Нью-Йорке на торги богато украшенную сравнительно крупную курительную трубку кисэру.
К сожалению, сохранилось фото предмета лишь в одном ракурсе. Но и по нему мы можем изучить оформление трубки.
Традиционно трубки из металла выполняются из двух частей, собственно трубки (чаши) и мундштука, разделенных между собой. В нашем случае металлические части выполнены из серебра, а разделяет их ствол (чубук) из бамбука. На фото заметно, что он растрескался и усох. Общая длина трубки 25,1 см, но, судя по следам мундштука на бамбуке, он довольно свободно скользит, увеличивая или уменьшая длину предмета.
И чашку, и мундштук украшает довольно глубокий и выразительный рельеф, изображающий трех обезьян на ветвях хвойного дерева. Нам этого не видно, но продавец пишет, что это «семейство обезьян на соснах у скалистого водопада».
Но при этом продавец не заметил, что перед нами не просто анималистическая сценка. Присмотритесь: макака у чашки прикрывает лапкой рот, первая обезьяна на мундштуке закрывает уши, а вторая дремлет, прикрыв глаза. Это, безусловно, классическая композиция «не вижу, не слышу не говорю».
Серебряная основа, очевидно, подвергалась чернению, а детали изображения выполнены из желтого золота, красной меди и темного медно-золотого сплава сякудо. Использована трудоемкая техника инкрустации металла такадзоган. Изделие подписано именем мастера Мориюки.
Осталось заметить, что основное изображение размещено на передней стороне трубки и ориентировано так, что верх соответствует чашке, а низ — мундштуку. Так трубку видит владелец во время использования. То есть обезьянами, в первую очередь, должен любоваться пользователь трубки, а не окружающие его люди (для которых рисунок будет перевернут).
В этот раз не ждите от нас каких-то глубоких рассуждений или экскурса в историю. Мы просто приготовили 12 картинок.
Изучая экспонаты Музея изящных искусств Бостона, Массачусетс, США (MFA), мы случайно наткнулись на изображение японской почтовой открытки с тремя обезьянами, которые не видят, не слышат, и не говорят. Как оказалось, в собрании музея она не одна такая. Вот мы и делимся нашими находками.
Вы могли и раньше видеть у нас открытки на «обезьянью» тематику. Во-первых, конечно, с изображениями девушек в позах обезьян. Ну а во-вторых, с англоязычными стихами.
В этот раз, пожалуй, начнем с документальных изображений. Самые известные три обезьяны находятся в святилище Тосёгу, Никко, украшая священную конюшню. Это один из узнаваемых символов Японии. Не случайно он неоднократно изображался на открытках.
По-английски подписано «три мудрые обезьяны». Японская надпись 日光 御厩ノ三猿 дана справа-налево, в ней мудрости нет: «Никко, три обезьяны с конюшни».
Это не открытка, просто фотография, но хорошо вписывающаяся в общий ряд. Изображение в технике альбуминовой печати легко тонировано (очевидно, вручную).
Еще одна тонированная вручную фотография. Тонировщик выделил зелень, обвел глаза и рты обезьян, выделил цветом среднюю фигуру и покрасил красным пион в правом углу. В настоящее время в Никко пион белый, скорее всего, и был таким во время создания открытки. Цвет обезьян сейчас тоже не различается. То есть художник допустил вольности, чтобы открытка смотрелась поярче.
Любопытная открытка в технике аппликации: девушки в позах трех обезьян размещены вокруг соответствующих обезьяньих фигур на панно из Никко. И это переходная композиция от святилища Тосёгу к красавицам.
Открытка — наследница жанра бидзин-га традиционной японской гравюры. С появлением фотографии каждый мог позволить себе получить свое, причем более реалистичное изображение красавиц. А чтобы было красивее, фотографию можно раскрасить вручную.
Здесь красавицы не только тонированы. Их фигуры вырезаны вручную и помещены на белый фон. Видимо, окружение девушек на фото было не таким привлекательным.
Те же девушки, что и на предыдущей открытке, но в зеркальном отражении.
Эта открытка нам уже знакома и схема тонирования повторяется. Но музейный экземпляр позволяет рассмотреть себя в подробностях. В трех круглых медальонах, видимо, одна и та же девушка (несмотря на разные цвета тонирования). Очень интересна англоязычная надпись: Mother says, I must neither Talk, Listen, nor Look («Мать сказала, что я не должна ни говорить, ни слушать, ни глядеть»).
А вот и красавицы, нарисованные вручную и воспроизведенные литографским способом.
На красочной открытке несколько абстрактно изображены биологически достоверные макаки на шестах. Интересно, что контуры изображений даны серебряной и золотой краской.
Не только макаки и девушки могут закрывать глазки и ушки от зрителя. На новогодней открытке это делают дети. Почему-то музей местом создания открытки называет Европу.
1932-й год был годом зодиакальной Обезьяны. Японцы традиционно посылают друг другу открытки на Новый год. Вполне естественно, что на открытках года Обезьяны присутствует обезьянья тематика. Художник Такахаси Харука в серии открыток вспомнил и о символике трех обезьян.
С какими алкогольными напитками обычно ассоциируется Япония? Сакэ?
Между тем, жители Японии предпочитают виски, употребляя его больше, чем национального сакэ. Мало того, в пересчете на душу населения среднестатистический японец выпивает больше виски, чем американец или англичанин.
Технология получения алкогольного напитка была известна в Японии еще в XIX в., но настоящее серьезное коммерческое производство началось по шотландским рецептам в 1924 г. на винокурне «Ямадзаки» под Киото. А к настоящему времени в стране работает около десятка производителей виски.
Вплоть до конца XX века практически весь виски предназначался для внутреннего потребителя, но в 2000 г. японский виски вырвался на мировые рынки, причем успех был оглушительным. Сразу несколько как односолодовых, так и купажированных сортов получили награды в престижных международных премиях, а в слепых дегустациях, организованных журналом Whisky Magazine японский виски побеждал классические шотландские сорта. Ученик превзошел учителя.
И любители, и специалисты в один голос говорят, что одним из главных факторов, влияющих на качество виски, является вода. А с водой в Японии нет проблем: доступны источники чуть ли не с любым химическим составом.
И одно из мест, славящееся водами — горный курорт Каруидзава (軽井沢) у подножья вулкана Асама в префектуре Нагано. Любители японской анимации могут увидеть его в мультфильме «Ветер крепчает» Хаяо Миядзаки.
Так вот в Каруидзаве в 1955 г. была основана небольшая одноименная винокурня, производство виски в которой в лучшие годы было на порядок меньше, чем в той же «Ямадзаки».
К сожалению, предприятие не дожило до международного признания, было законсервировано в 2000 и закрыто в 2011 г. Но признание продукции все же состоялось: сохранившиеся виски от Каруидзавы раз за разом ставят рекорды по цене за бутылку на тематических аукционах.
Вот мы и подошли к основной цели нашей статьи. У продавцов элитного алкоголя еще можно найти раритетный виски Каруидзава, посвященный трем обезьянам.
Это набор из трех односолодовых виски, названных по именам трех классических обезьян: Мизару (которая не видит), Кикадзару (закрывающая уши) и Ивадзару (не говорящая).
Крепость напитка чуть выше 60 объемных процентов и незначительно различается в трех бутылках.
На горлышках подвязаны фигурные изображения обезьян, повторяющие рисунок на бутылках.
Бутылки набора упакованы в деревянный ящик, на котором указан производитель — Каруидзава и название набора — «Три обезьяны» (三匹の猿, читается [самбики-но сару]).
Производился набор очень недолго, на излете деятельности предприятия, в 1999 и 2000 г. и, судя по используемой символике трех обезьян (как одного из символов Японии, популярного за ее пределами) и дублированию названий на латинице, производитель по крайней мере допускал экспорт, но не успел.
На момент написания этих строк у разных продавцов в интернете набор предлагался за 15 и почти 20 тысяч евро (больше 9,5 тысяч евро за литр). Это далеко не рекордная цена, но рядовым набор никак не назовешь.
Са́мого известного из Брокгаузов звали Фридрих Арнольд (Friedrich Arnold Brockhaus), именно он оставил свой след в мировой культуре, создав немецкую энциклопедию (которая в России превратилась в Словарь Брокгауза-Ефрона).
Потомки продолжили его дело, в частности, правнук, Альберт Эдуард Брокгауз (1855—1921) руководил издательством Брокгауза (которое сохранилось и до наших дней). Но еще он был политиком, а также коллекционером. Он не только собирал, но и изучал японские брелоки-нэцкэ, написав одно из первых европейских исследований.
Почему мы заговорили об Альберте? Дело в том, что летом 2020 г. в немецком Кёльне с аукциона продавали нэцкэ из коллекции Альберта Брокгауза. И среди них был очень любопытный экземпляр.
Чем интересен этот предмет? Он довольно архаичен. Дело в том, что феномен японских нэцкэ во многом завязан на Европу. Именно мода на всё японское после открытия страны для внешнего мира в 1855 г. породила огромный спрос на прикладную скульптурную миниатюру. Выделились мастера нэцукэси и сложились школы, а сами произведения стали изощренными и самодостаточными.
Между тем, изначально нэцкэ — вполне функциональная часть традиционного костюма, брелок, держащий на поясе подвешиваемый, носимый с собой предмет и часто было достаточно более или менее гладкого сучка или части оленьего рога с отверстием для шнура.
Вот и наш нэцкэ близок к простоте изначальных типов, это часть рога с тремя вершинами и декоративные фигуры лишь следуют естественным формам.
На трех зубцах восседают три обезьяны из классической композиции, закрывающие лапками глаза, уши и рот. Сам рог при этом, очевидно, символизирует гору с тремя вершинами. Для всей Восточной Азии это архетипическое изображение горы и даже иероглиф «гора» построен из трех вершин: 山
Как тут не вспомнить центральное божество горы Хиэй к северо-востоку от Киото — Хиёси или Санно (山王). С одной стороны, это божество несет символику троичности, от трехчастного вертикального и горизонтального изображения его имени до воплощения сразу трех будд, а с другой, связано с обезьянами, как с посланниками-цукай.
Трех обезьян музейного уровня, изображенными с горой, мы можем вспомнить разве что в связи с загадочным предметом из Британского музея.
Ну а в нашем нэцкэ художник хоть и выполнил фигуры достаточно абстрактно, сумел оживить композицию, дав обезьян в разных позах: на коленях, с вытянутыми и поджатыми ногами и в разных ракурсах.
Альберт Брокгауз приобрел этих обезьян во время поездки в Лондон, если мы верно разбираем записи каталога, в 1908 г. у не менее любопытной личности. Японец Като Сёдзо ( 加藤章造) сам был коллекционером и дилером японского искусства в том числе для музеев.
Когда в 2020 г. предмет выставили на торги, аукционисты (Kunsthaus Lempertz KG) не оценили нэцкэ, указав ожидаемую цену в 180—220 €. Но результат аукциона составил 2750 €, в 12 с половиной раз (!) превзойдя оптимистичный эстимэйт. Видимо, прав был Альберт Брокгауз, заинтересовавшийся этим на первый взгляд заурядным предметом.
Исторически многих программистов объединяла любовь к компьютерным играм. Так было и в знаменитой корпорации Microsoft: группа работников решила, что им интереснее делать игры, а не скучные офисные программы или операционные системы.
В 1997 г. они создали собственную компанию, получившую название Sucker Punch (приблизительное значение «подлый удар», но по-английски звучит погрубее). Вскоре они определились с платформой, под которую предпочтительно писать игры — приставка PlayStation от японской Sony.
Компанию заметили и «Сони» купила перспективного разработчика, оставив увлеченным американцам свободу решений. Игры прекрасно продаются и получают положительные отзывы, сказываясь на популярности PlayStation.
В 2014 г. «Подлоударники» задумались о новом большом проекте. Технически требования к будущей игре были понятными: это должен быть боевик с близкими схватками и «открытым миром» (когда игрок волен передвигаться как ему вздумается и жестко не ограничен основной сюжетной линией).
Но вот подобрать тематику игры никак не получалось. Прорабатывались миры мушкетеров (конечно, по Дюма), пиратов или шотландцев («Роб Рой» Вальтера Скотта). Но в конце концов победил очередной исторический сюжет о самураях.
Местом же действия был выбран остров Цусима на середине пролива между Японией и Корейским полуостровом. Нам это название известно только по трагичному поражению русского флота от японцев в ходе русско-японской войны. Кстати, мы однажды касались тех событий.
Ну а для японцев с Цусимой связано намного больше исторических событий, среди которых есть первое монгольское вторжение в Японию, которому и посвящена игра.
Завоевания Монгольской империи под руководством Хубилай Хана докатились до Корейского полуострова. Корея была покорена и Хубилай обратил свой взор на Японские острова. Несколько раз он отправлял к японцам гонцов с требованием признать себя вассалами монголов, но послания оставались без ответа. И в 1274 году, когда была подготовлена десантная флотилия, началось первое вторжение.
Первым удар приняла Цусима, довольно крупный остров, лежащий по центру пролива между Японией и Кореей. Остров был захвачен, с местными жителями захватчики жестоко расправились.
Вот такая у нас экспозиция для игры, получившей название «Призрак Цусимы» (Ghost of Tsushima). Главный герой — молодой японский самурай Дзин Сакай (境井 仁). Он остается совсем один на захваченной врагом территории. Его мир полностью перевернулся и все ценности, казавшиеся незыблемыми, вдруг утратили значение. «Путь самурая», по которому герой шел всю жизнь, оказался ведущим в никуда и Дзину Сакаю теперь нужно проложить свой, совершенно новый путь, став призраком войны.
Первоначально, как только был озвучен сеттинг, существовало некоторое недоверие, особенно со стороны японцев: смогут ли американские разработчики бережно отнестись к японской истории, не получится ли очередной китч на тему самураев. Но релиз игры развеял сомнения, история не пострадала, а окружение, персонажи и даже их речь выглядят аутентично.
Игра получила положительную критику, понравилась и экспертам, и игрокам. За первые восемь месяцев с начала продаж разошлось более 6,5 миллионов копий, и, благодаря такой популярности, в Голливуде было решено снять фильм на эту тему. Вообще «Призрак Цусимы» очень часто сравнивают с фильмами, поминая к месту и не к месту японского режиссера Акиру Куросаву. Картинка на экране действительно, даже если чуть и не дотягивает по качеству до топовых современных игр, тем не менее, всегда живописна и «кинематографична».
Но мы затеяли эту статью не ради оригинальной игры, впервые выпущенной 17 июля 2020 г. Еще примерно через год вышло дополнение к игре, которое разрабатывалось работниками компанией Sucker Punch в сложных пандемийных условиях, удаленно.
Обновление, продолжая аналогию с кинематографом, назвали «Призрак Цусимы: Режиссерская версия» (Ghost of Tsushima: Director's Cut). Часто после выхода фильмов в прокат для поклонников выпускают «полную» «режиссерскую» версию со всеми сценами, которые после были вырезаны в расчете на массового зрителя.
В «режиссерской» игре кроме обновлений и улучшений был расширен мир. Кроме собственно острова Цусима можно отправиться на соседний остров Ики (Ики-но сима, 壱岐島). Его захватил другой монгольский отряд с другим предводителем и, значит, у главного героя будет отдельная самодостаточная история с новым главным антагонистом.
Концепция «открытого мира» предполагает, что герою не нужно следовать одной, жестко предопределенной линии сюжета или единственно возможного маршрута. Каждый игрок волен сам исследовать мир и вырабатывать стратегию. Для кого-то игра может стать жестким боевиком в жанре «убей их всех», а кто-то захочет решать загадки то тут, то там разбросанные по острову.
У реального (не игрового) острова Ики есть своя «визитная карточка», главная достопримечательность, фотография которой непременно пополняет альбомы посетивших остров туристов. Это вершина под названием Обезьянья скала (Саруива), возвышающаяся на мысу на западном-юго-западном побережье острова Ики. В очертаниях и трещинах базальта действительно можно разглядеть профиль обезьяньей головы.
Видимо, Обезьянья скала натолкнула разработчиков на создание одного из квестов, самого сложного в дополнении. Герою нужно отыскать и «активировать» три небольших статуи обезьян.
Первая каменная обезьяна закрыла уши. Ее «пробуждает» звук, перед ней нужно сыграть на флейте. В результате в воздухе закружатся лепестки сакуры...
Вторую обезьяну, прикрывающую глаза, можно найти ниже. Она «сработает», если перед ней бросить дымовую бомбу из арсенала героя (обычно она позволяет неожиданно скрыться из вражеского поля зрения).
Третья обезьяна, закрывающая рот, ждет героя на берегу. Перед ней нужно просто поклониться.
После этого герою придется вновь подняться на самую вершину к святилищу обезьян. Если перед ним снова сыграть мелодию на флейте, квест считается выполненным, а герой получает трофей «Обезьяний дух». Любопытно, что к герою выйдет пообщаться живая макака.
Мы еще раз убедились в привлекательности и загадочности символики трех обезьян, особенно в связи с Японией. Но могли ли существовать три обезьяны в описываемый исторический период? Да. Где-то через пять—восемь лет после монгольского вторжения буддистский монах Мудзю запишет стихотворение о трех обезьянах (и предпочтительной четвертой, см. «Собрание песка и камней»). Вот только изображений и, тем более, каменных статуй трех обезьян сколь-нибудь близкого периода не известно. Святилище трех обезьян на острове Ики, конечно же, анахронизм. Но он делает игру интереснее!
Но вспомним, что в настоящее время каменных обезьян на Ики действительно много.
Родительские темы
Дочерние темы
три обезьяны 
происхождение 
философия 
в культуре 
словарь 
библиотека 
коллекция 
ссылки 
3 обезьяны в культуре и искусстве
Облако тем
iskonno.ru
Фэйсбук
Инстаграм
Дзен
Пинтерест