Если верить школьным учебникам биологии, рост, развитие и само поддержание жизни многоклеточных организмов обусловлены постоянным делением клеток.
Подробности деления живой клетки в процессе митоза были известны еще в XIX в., а в начале XX в. предположения генетиков о материальном носителе наследственной информации нашли поддержку у исследователей клеточного строения. Оказалось, что больше всего на роль носителей генов подходят особые образования внутри клеточного ядра — хромосомы.
Внешне хромосому чаще всего изображают в виде двух вытянутых тел-хроматид, соединенных перетяжкой-центросомой.
По сути достаточно сложный процесс митоза — это растаскивание тонкими нитями-микротрубочками (по-гречески нить — μίτος, отсюда, собственно «митоз») двух половинок каждой хромосомы по двум частям клетки с последующим делением клетки надвое. Таким образом каждая половинка клетки получает свою копию генетической информации.
Современные исследователи продолжают изучение митоза, но их интересуют уже очень глубокие подробности процесса. Например, в работе, опубликованной в 2013 г., рассматривается значение и функции центросомы в ходе деления. Оказывается, именно центросома отвечает за безошибочное расхождение половинок хромосомы по полюсам деления клетки.
К чему мы погрузились в глубины живой клетки? Нам понравилась подача материала в научной статье «Three wise centromere functions: see no error, hear no break, speak no delay» (Tomoyuki U Tanaka, Lesley Clayton, Toyoaki Natsume; 01.12.2013). Авторы (из трех фамилий две японского происхождения) выделяют три функции центросомы и проводят аналогию с тремя обезьянами, которые не видят, не слышат и не говорят. В первой иллюстрации к работе изображены знаменитые обезьяны из Никко, но, в отличие от оригинала, окружены они не хвойными ветвями, а условными рисунками хромосом.
Вообще использование трех обезьян в качестве достаточно абстрактных метафор характерно для Японии со средних веков. Например, первая в мире экономическая работа по поведенческому анализу рынка, называлась (в одном из вариантов перевода) «Золотой источник трех обезьян» и сравнивала с тремя обезьянами три ситуации на рынке.
Так что нынешние биологи поддерживают традиции одного давнего торговца рисом.
※
В немецком городе Штутгарт (столица земли Баден-Вюртемберг) уже несколько десятков лет действует небольшой театр Ensemble Materialtheater. И, как следует из названия, в своих представлениях театр использует «материал» — различные предметы. Это могут быть и куклы классического кукольного театра, и просто случайные, казалось бы, предметы.
В спектакле «Три обезьяны» (Drei Affen) по сценарию режиссера Альберто Гарсиа Санчеса (Alberto García Sánchez) наравне с актерами действуют вещи: стул с тремя ножками, жестяная урна, чашки и салфетки.
Притча в жанре буффонады раскрывает отношения человека со своим окружением. Когда вещей было мало, каждую вещь любили, о каждой заботились. С увеличением количества вещей отношения к ним изменились, вещи стали чужими, неуправляемыми.
Ensemble Materialtheater много гастролировал с этим спектаклем, получившим награды и признание зрителей. И каждый раз «визитной карточкой» представления была сцена с тремя актерами в позах трех обезьян над разбитой посудой.
Хотя у театра в репертуаре множество спектаклей, на момент написания этих строк именно фотография с тремя обезьянами используется в оформлении официальной страницы Ensemble Materialtheater в Фэйсбуке.
※
После Второй мировой войны Голливуд ждал скорой революции. Как раньше немое черно-белое кино безвозвратно сменилось сперва звуковым, а потом и цветным, так вскоре обычное «плоское» кино должно быть вытеснено «объемным», «трехмерным», вернее, стереоскопическим.
Кинокомпании стремились обогнать друг друга в создании революционных 3D-фильмов, а вот сюжеты для них брались традиционные и даже консервативные.
У Сомерсета Моэма (William Somerset Maugham) есть небольшой и довольно мрачный рассказ, написанный после Первой мировой, в 1921 г. — «Дождь» (Rain) о противостоянии на замкнутом тихоокеанском островке «наглой девки» с темным прошлым и ревностного миссионера. Этот рассказ уже неоднократно экранизировался, а в 1953 г. на его основе сняли фильм-мюзикл, да еще и в стереоформате.
По имени моэмовской героини фильм назвали «Мисс Сэди Томпсон» (Miss Sadie Thompson). Действие перенесли в современный период, к главным героям рассказа добавили образы морских пехотинцев, жаждущих женского общества и приправили все это музыкальными номерами. Кстати, именно музыкой фильм и запомнился зрителям и критикам. Он претендовал на Оскар только в одной номинации — «лучшая песня». Очень пряный и откровенный женский блюз Blue Pacific Blues поддерживал тему моэмовского дождя.
А нам интересен другой музыкальный номер из фильма. Рита Хэйворт (Rita Hayworth) в роли главной героини, окруженная местными детишками, исполняет (вернее, за нее это делает профессиональная певица Джо Энн Грир (Jo Ann Greer) песню о трех обезьянах.
Hear no evil, see no evil, speak no evil |
Не слушай зла, не смотри на зло, не говори зла, |
Сама же Рита во время песни на примере одной из девочек демонстрирует позы «мудрых маленьких обезьянок», закрывая ей руками уши и глаза и поднося палец к губам.
Зная сюжет фильма, можно предположить, что авторы песни попытались передать одну мысль: «не нужно копаться в прошлом!» И этим они сблизились в толковании символики трех обезьян с фильмом уже следующего поколения — «Лолита» режиссера Эдриана Лайна. Американцы верны традициям!
А еще можно заметить, что для Америки начала 1950-х гг. три обезьяны — это что-то, «стоя́щее на полке у бабушки», почти антикварные милые семейные ценности.
※
Продолжим наше путешествие по Юго-Восточной Азии. В отличие от монорелигиозной Индонезии, в соседней Малайзии ислам, хотя и объявленный государственной религией, не может претендовать на всеобщий охват населения. В стране 20% буддистов, около 10% христиан различных конфессий и более 6% индуистов. Вот к последним мы и заглянем в гости.
На самом юге Малакского полуострова, напротив Сингапура, расположена столица малайского султаната Джохор, Джохор-Бару — самый южный город континентальной Азии. В нем есть заметная индийская диаспора, в большинстве своем исповедующая индуизм. А главным храмом для индуистов Джохор-Бару и заодно туристической достопримечательностью мирового уровня служит Арулмигу-Шри-Раджакалиамман (Arulmigu Sri Rajakaliamman).
Внешне это хоть и яркое и пестрое, но вполне традиционное для индуизма (особенно южной Индии) сооружение, возвышение которого (гопура) представляет собой образ горы Сумеру.
Но внутри храм буквально ослепителен! Ведь он выполнен из зеркальной мозаики. Потолок, стены, колонны — все поверхности храма покрыты разноцветными кусочками стекла, создающими сложную игру света. Этим храм уникален и привлекателен для туристов.
Но не только оформлением индуисты пытаются завлечь прихожан в чуждом окружении. Храм с уверенностью можно назвать неоиндуистским из-за явного желания синкретизироваться: в нем среди статуй индуистских божеств есть фигуры Будды Гаутамы, Иисуса Христа, кучерявого гуру Сатья Саи Бабы или католической монахини Матери Терезы.
Но нас сейчас интересуют не крупные статуи, а скульптура малых форм. Одну из зеркальных колонн храма с трех сторон окружают небольшие пьедесталы с сидящими на лотосовых тронах юными фигурками.
Один круглолицый лотосовый ребенок призывает не видеть, второй — не слышать, а третий — не говорить зла.
Понятно, что перед нами очередной вариант композиции с тремя обезьянами. Но что это за малыши? Нам поможет их опознать фигура с четвертой стороны колонны. Мальчик со свастикой на груди стоит на лотосе и указывает одной рукой вверх.
Можно не сомневаться, что пальцем другой руки он показывает на землю. Перед нами изображение чудесного рождения исторического Будды, Сиддхартхи Гаутамы.
По преданию, Будда, родившись чудесным образом, прошел семь шагов по лотосам указал на небо и землю и провозгласил себя совершенным существом. Статуэтки Будды именно в такой иконографической композиции принято чествовать в праздник рождения Будды (Весак). Такую фигуру омывают водой, что символизирует тройственное очищение: тела, речи и ума.
Можно достаточно уверенно предположить, что три сидящих фигурки — это тоже младенец Будда, призывающий хранить тройную чистоту.
Снова мы видим в среде иноверцев (на этот раз индуистов) композицию из трех обезьян в качестве символики чуть ли не всего буддийского учения. Очень любопытно!
※
Золотым периодом гонконгского кинематографа стала, безусловно, эпоха Брюса Ли. После него наступила растерянность, но падающий флаг подхватили режиссеры так называемой «новой волны». Одним из «выстреливших » жанров стало «китайское фэнтези» уся (武俠), а его выдающимся мастером и знаменитостью мирового уровня признан гонконгский режиссер вьетнамского происхождения, известный нам под именем Цуй Харк (徐克, на самом деле с кантонского это должно читаться как-то вроде Чхёй Хаак). Его фильм под названием «Зеленая змея» (青蛇 ) 1993 г. полюбился зрителям, но не добился каких-то выдающихся похвал от критиков.
На основе поистине интернационального «бродячего сюжета» о жене-змее где-то в XVII в. сложился китайский классический текст «История о Белой змее» или иначе «Госпожа Белая змея». Его-то и многократно ставили на сцене и экранизировали, в том числе и наш Цуй Харк.
Из волшебной сказки с элементами ужастика режиссер создает красивую картинку-притчу. История развернута не с точки зрения любящей и верной змеи (в исполнении Джои Вон) или от лица ее избранника (У Синго), а от имени названной сестры, Зеленой змеи (Мэгги Чун), хоть и действующего персонажа, но, по сути, стороннего наблюдателя, старающегося постичь мир людей.
Безупречный буддийский монах Фат Хой (Винсент Чжао) борется со злом, выявляя оборотней-демонов, превращающихся в людей. Почему демоны стремятся стать человеком? Очевидно, из буддийских побуждений. Считается, что обрести просветление можно лишь переродившись человеком, причем мужчиной и только в сознательном возрасте. Правда, Лотосовая сутра дает пример, как обрела просветление дочь Короля драконов (ребенок женского пола не из рода людей!), но отсталые демоны, видимо, не знакомы с буддийскими сутрами. Мы немного отвлеклись, давайте вернемся к нашим змеям.
Монах преследует сестер-змей, старшая из которых нашла своего возлюбленного и в самопожертвовании обрела настоящую человечность. Пусть фильм местами наивен, а спецэффекты могут заставить искушенного зрителя лишь улыбнуться, красоты произведение не потеряло. Картинка в каждом кадре выверена и отточена, а вопросы, которые задает режиссер, актуальны во все времена: возможно ли насаждать добро насильно, не порождает ли противостояние злу большее зло, что делает человека человеком, что есть любовь и т. п.
По сюжету охотник на демонов насильно отправляет мужа Белой змеи, уже знающего об ее истинной природе, в «землю умиротворения» — буддийский монастырь в горе, стоящей посреди воды (его прообразом должен быть монастырь «Золотая гора» Цзиньшань недалеко от Нанкина).
Перед пострижением будущий монах получает наставление от постригающего: «ты покидаешь океан страданий, источником страданий являешься ты сам», окружающие монахи подхватывают: «рай Будды — не слышать, истинное счастье — не видеть, нирвана — не говорить, умиротворение там, где нет сердца», принимая соответствующие позы, а распорядитель церемонии уже совсем карикатурный ломает свою колотушку, многократно крича: «всё это — ничто!»
Позы трех обезьян (вернее, четырех, четвертая — с рукой, прижатой к сердцу) у режиссера означают вполне определенное буддийское воззрение на путь избавления от страданий, однако мир монахов, показанный в синих тонах, не менее отталкивающ и уродлив, чем мир простых людей (показан в красном тоне в первых кадрах фильма). И обезьяньи позы — это обвинение буддизма в слепости и глухости, в отсутствии любви и человечности. Новоиспеченный монах, которого Зеленая змея возвращает в мир, оказывается слеп, его чувства полностью заблокированы.
То есть Цуй Харк использует трех обезьян и в качестве естественной символики буддизма, и в виде антирелигиозной сатиры.
※