Обезьяна. Форум ЯпонииОбезьяна. Форум ЯпонииПредлагаем вашему вниманию перевод статьи об обезьянах в японской культуре, размещенную в рамках проекта «Форум Японии» на сайте Генерального консульства Японии в Дюссельдорфе (Германия). Перевод любительский, не всегда точный или дословный, поэтому дается параллельный оригинальный текст на немецком языке. В русскоязычный текст добавлены ссылки на словарные определения.
Форум ЯпонииВып. 105 / Декабрь 2003
Дорогие читатели JF [Japan Forum — Форум Японии, раздел сайта Генерального консульства Японии в Дюссельдорфе]! 2004 год по китайскому календарю
— год обезьяны (сару-доси). Чтобы вы лучше ориентировались, нам хотелось бы немного познакомить вас с этим животным, которое так похоже на человека, в том числе из-за своей обучаемости и дрессируемости. До сих пор дрессировщики обезьян развлекают публику, а когда-то им приписывались целительные качества.
Япония богата обезьянами; собственно местных японских макак (нихон-дзару, «японские обезьяны») или снежных обезьян — это самый северный вид обезьян мира, которых легко узнать по розовыми лицами и красным ягодицам — можно найти во многих горных лесах на Хонсю, Сикоку и Кюсю. Некоторые районы особенно известны своими полчищами обезьян, например, Мино в префектуре Осака, где гора буквально перенаселена 400—500 животными, или в Национальном парке Такасаки-яма в Оита, в котором обитает наибольшее число диких обезьян в Японии — более чем 2000 макак.
И кому не знакома картинка так называемых «обезьян из онсэна», зашедших зимой в горячие источники на открытом воздухе (ротэн-буро), на головах которых уже сформировались горки снега? Их предпочтения подобного вида отдыха даже позволили найти новые онсэны. Так однажды в XVI в. был открыт онсэн Хираю в префектуре Гифа, когда случайно увидели, как обезьяна омывает свои раны водой из источника. С тех пор этим водам приписывается лечебный эффект.
В самом начале, когда мы еще жили охотой и собирательством, обезьяны тоже входили в число добычи, их мясо разнообразило меню человека, поэтому обезьяны были желанными. Однако, с началом ведения сельского хозяйства они стали настоящим бедствием, с жадностью вторгаясь большими стаями на поля и в сады и даже проникая в человеческие жилища. Это происходит даже сегодня, несмотря на постоянное сокращение их среды обитания. На самом деле по данным официальной статистики лишь небольшая часть урожая уничтожается ежегодно из-за нашествий обезьяньих стай.
Обезьяна входит в число двенадцати знаков зодиака по китайскому календарю, занимая девятое место между овцой и петухом. «Час обезьяны», упоминаемый в старые времена, приходился на период между 3 и 5 часами дня. По старому лунному календарю 57 день 60-дневного цикла — «день обезьяны» (косин). Он отмечался в мировоззрении китайских даосов как особо неблагоприятный для человека, так как в этот день три якобы обитающих в человеческом теле червя (санси) сообщали Небу обо всех проступках своего носителя. Это, конечно же, должно быть предотвращено и, поскольку считалось, что черви могут доставить доклад только пока хозяин спит, в эту ночь старались бодрствовать, чтобы черви не смогли тайно выйти ни в коем случае. Поэтому были разработаны обычаи общих бдений каждые два месяца, чтобы помочь друг другу воздержаться от сна.
Затем по «обезьяньему дню» был назван соответствующий даосский персонаж Косин. Так как эти представления попали в Японию в период Хэйан (794—1185), они объединились с буддистскими и синтоистскими идеями: Косин слился с буддийским персонажем Сёмэн-Конго и синтоистским охранным божеством Сарутахико («обезьяна принц поля»), который, как говорят, передал Японию Ниниги, внуку богини солнца Аматэрасу и возвел на престол первого императора. В некоторых местах в народных поверьях обезьяны стали считаться спутниками и посланниками божества Косин, их боялись как шпионящих за людьми, по аналогии с вышеописанными червями, которые в день Косин доносили о проступках людей божествам. Часто даже не смели называть их имя, говоря вместо этого «горные люди», «горные господа» или «горные братья».
К предполагаемой «шпионской деятельности» обезьян нас возвращают три обезьяны (сан-дзару), закрывающие глаза, рот и уши, происходящие из Индии и Китая. Впервые эти скульптуры были привезены в Японию монахом Дэнгё-Дайси (он же Сайтё, 767—822), но, вероятно, самое известное изображение можно найти в богато украшенном резьбой святилище Тосёгу в Никко. Позы трех обезьян (Мидзару, Ивадзару, Кикадзару — «не вижу», «не говорю» и «не слышу») часто интерпретируются как призыв не замечать отрицательные качества и не распространяться об этом, однако это своего рода охранная магия против обезьян-посланников, чтобы они не видели, не слышали и не сообщали ничего плохого о людях. В японском языке слово, обозначающее обезьяну — сару — образует каламбур, как это часто бывает для японских омонимов: -сару (или в озвонченной форме -дзару) обозначает отрицание, «не делать», в смысле сознательного отказа от дурных поступков. Идея в том, чтобы неверные шаги оставались в тайне, не передавались обезьянам и не выходили на свет. Таким образом, вешая, к примеру, изображение трех обезьян во время ночи Косин, предотвращали любое разглашение, фигурки трех обезьян служили своеобразным талисманом.
Поскольку «сару», более того, может означать «уйти», считалось, что обезьяны, особенно упомянутые выше сан-дзару, заставят уйти болезни или зло. В Японии когда-то было широко распространено поверье, что обезьяны могут защитить от болезней, в частности, лошадей. Поэтому обезьяны как содержались на привязи в конюшнях, так и с аналогичными целями под стойлами захоранивался обезьяний череп. Существовали и другие представления о целебных свойствах обезьян, например, считалось, что лошадей можно излечить прикосновением сушеных обезьяньих рук.
Как известно, обезьяны — забавные и послушные животные. Поэтому в Японии бродячие артисты их использовали в выступлениях, одетыми в человеческую одежду со всеми принадлежностями на потеху публике. Мы знаем, что уже в период Камакура (1192—1333) обезьяны ловились для обучения танцам. Их мастерство было легендарным, так как о нем была придумана японская поговорка «Сару мо ки кара отиру» («Даже обезьяна падает с дерева»). Она означает, что не существует ничего абсолютно невозможного: изредка могут происходить странные вещи — так редко, как падение обезьяны с дерева. Однако особенно привлекательной обезьяна никогда не считалась. Даже наоборот! Так выдающийся полководец Тоётоми Хидэёси (1537—98) именно из-за своей уродливости или не соответствия идеалам красоты и понятиям о внешнем виде, некоторыми современниками именовался «Обезьяной» (Сару).
Еще в период Эдо (1600—1867) бродячие артисты со своими обезьянами приходили на новый год к месту жительства высокопоставленных самураев, представляя для развлечения собравшихся зрителей яркую программу и в то же время пытаясь уберечь лошадей от всяческих напастей. Так смешались развлекательная ценность и целительные силы. Даже в настоящее время мы встречаем в некоторых местах развешенные на стенах конюшен изображения обезьян — остатки древней веры. А иногда вы можете встретить сегодня в Японии в многолюдных местах преемников притворных чудо-целителей в виде так называемых сару-маваси («вожаков обезьян»), которые привлекают своими дрессированными обезьянами зрителей, иногда даже на телевидении.
Нет уверенности, существует ли какая-либо связь между обезьянами и художественной формой саругаку (дословно «обезьянья музыка»). Это сочетание музыки, песни, танца и пантомимы, которое попало в Японию в VIII веке из Китая и рассматривается как предшественник театра Но. Некоторые исследователи полагают, что название «саругаку» появилось в подражание бугаку, другие считают его фонетически искаженным китайского слова сангаку.
Из-за большого сходства с человеком и способностью подражать его действиям, обезьяна замечательно подходит для насмешки или критики человеческого поведения. Примером этого является «Сару Гэндзи дзоси» («История обезьяны Гэндзи»), средневековая пародия на знаменитую Гэндзи моногатари («Повесть о Гэндзи», 1000 г.) придворной дамы Мурасаки Сикибу. А также в Отогидзоси, популярных рассказах из японского средневековья, в число которых с конца XVII века входит «Сару но соси» («Обезьянья история»), занимательно повествующая о женитьбе на обезьяне — дочери главного священника святилища Хиёси юноши-обезьяны из Ёкавы, таким образом косвенно передавая политические и религиозные события того времени.
Настоящим праздником для глаз служат знаменитые комичные свитки Тёдзю [дзинбуцу] гига («Веселые картинки из жизни животных [и людей]») периодов Хэйан (794—1185) и Камакура (1192—1333), карикатуры с их живым представлением человеческого поведения, заставляющим вас улыбнуться. Среди них, естественно, представлены и обезьяны, например, в сцене, в которой лягушка — почти в роли Будды — принимает поклонения от других животных, или состязание между обезьянами и лягушками.
Мотив обезьян часто выбирался художниками, деревянная резьба святилища Тосёгу или упомянутые выше свитки свидетельствуют о его популярности. Кроме того, обезьян можно найти в живописи тушью — вспомните о знаменитом своими реалистичными изображениями обезьян Мори Сосэна (1747—1821) — прежде чем их написать, он пристально наблюдал животных в естественной среде. Обезьяны служили образцом в декоративно-прикладном искусстве, например, в лаковой миниатюре или при изготовлении нэцкэ (небольших подвесок, на шнуре которых крепились к поясу чехлы или носимые коробочки) или цуба (гарды меча). Иногда в подобных изображениях обезьяна несет ритуальный жезл (гохэй) с бумажными полосками — это намек на легенду, в которой обезьяны на новый год в качестве синтоистского священника воздают почести священной лошади святилища Тосёгу в Никко.
Эфес меча (цуба) с двумя обезьянами [зарисовка]
Мы встречаем обезьян в ранних японских мифах, в сказках и прочих текстах. Обезьян описывали поэты и среди них такие величины, как Ёса Бусон (1716—83) или Басё (1644—94). Кому не знакома так впечатляюще изображенная картина обезьяны, мечтающей под холодным зимним пронизывающим дождем о соломенном плаще в первых строках сборника Басё, который стал именоваться «Сарумино» (Соломенный плащ обезьяны)? В нем он, следуя буддийской традиции, уравнивает животных и людей: все живые существа одинаково подвержены страданиям. И повторяет это снова в другом стихотворении сборника, в котором он следует под осенней луной по всей стране с нищими уличными артистами и дрессированной обезьяной.
Масаока Сики (1867—1902), в свою очередь, сравнивает себя с плодом хурмы, поедаемым обезьяной, так что знатоки сразу узнают сказку «Сражение обезьяны с крабом» [
читать] (Сарукани Гассэн). Она повествует о том, что обезьяне сперва удалось поменять семечко от только что съеденного ей сочного фрукта на вареный рис у краба. Позже, когда она увидела, что дальновидный краб посадил семечко и вырастил дерево хурмы, она срывает спелые плоды, а в хозяина дерева бросает только незрелые фрукты. Краб просит показать плоды, собранные обезьяной для себя. Она так жестоко избивает краба, что тот либо серьезно ранен, либо даже умирает — в зависимости от версии. Но в конце обезьяне не приходится торжествовать, так как она встречает потомков и друзей краба (Осу, Каштан и Ступку), которым, наконец, удается взять реванш. По одной из интерпретаций сказки краб здесь олицетворяет угнетенных крестьян, тогда как обезьяна отождествляется с жадными землевладельцами феодального периода, так что история не только несет в себе моральный урок, но и имеет социально-историческое значение.
Очевидно, что у ненасытной и неблагодарной обезьяны нет ни одной доброй стороны. Она воплощает в себе отрицательные, нежелательные черты человека и, следовательно, в конечном счете, справедливо наказана за свои мошенничества. Но существует достаточно примеров позитивного образа обезьян. Имидж обезьян неоднозначен, и их жадность и подлость — только одна его сторона, также как и упомянутая выше целительная сила.
То же доказывает история «паломничества обезьяны» (известная в Европе под именем «Путешествие на Запад»): после первоначальных проступков и дерзостей верный попутчик танского монаха Сюаньцзана (602—664) с многочисленными приключениями сопровождает его в пути в Индию, прежде чем вернуться в «просветленным» к императорскому двору. В сказке Момотаро («Персиковый мальчик») обезьяна является одним из товарищей главного героя, храбро и успешно поддерживая его в борьбе против злых духов (они). А в истории «Медуза без костей» [ читать] (Курагэ [но] хонэнаси) обезьяна только из-за присутствия духа может избежать гибели. В ней описано, как обезьяна отправляется с медузой во дворец дракона на морском дне. Но по дороге узнает истинную причину приглашения: больной жене дракона нужна печень обезьяны, чтобы поправиться. Обезьяна хладнокровно рассказывает медузе, что ее печень осталась дома, повешенная для просушки и сбегает, когда медуза возвращается с ней обратно, чтобы забрать печень. Дракон же после возвращения в морской дворец, избивает медузу, не оставляя в ее теле ни одной кости.
В этих историях обезьяна выглядит не столько хитрой в отрицательном смысле, сколько умной и находчивой, иногда даже служа примером. Даже в настоящее время считается, что дети, родившиеся в год Обезьяны (1932, 1944, 1956, 1968, 1980, 1992 и т. д.), обладают такими качествами, как мудрость, изобретательность и оригинальность, а также хорошим поведением в обществе, обаянием и дружелюбностью и поэтому они, как правило, рассматриваются коллегами как хорошие друзья.
Поэтому мы надеемся, что ваши знакомые, родившиеся в год Обезьяны именно таковы, и желаем вам в 2004 году всего самого доброго, много приятных впечатлений и встреч!
Перевод Исконно.ru
Japan ForumVol. 105 / Dez. 2003
Liebe JF-Leserinnen und -Leser, das Jahr 2004 ist nach dem chinesischen Kalender das „Jahr des Affen“ (saru-doshi). Als Einstimmung darauf möchten wir Sie ein wenig mit diesem Tier vertraut machen, das uns durch seine Menschenähnlichkeit anspricht, wegen seiner Gelehrigkeit gern dressiert und mancherorts noch heute von Affendompteuren zur Belustigung des Publikums vorgeführt wird, und dem einst u.a. heilende Kräfte zugeschrieben wurden.
JAPAN ist reich an Affen; vor allem die einheimischen Japan-Makaken (Nihon-zaru, „Japan-Affen“) bzw. Schneeaffen - die nördlichste Affenart weltweit, gut zu erkennen an ihren rosafarbenen Gesichtern und roten Hintern - sind in vielen Bergwäldern auf Honshū, Shikoku und Kyūshū zu finden. Manche Gegenden sind für ihre Affenhorden besonders bekannt, z.B. Minoo in der Präfektur Ōsaka, wo ein Berg mit rund 400-500 Tieren regelrecht überbevölkert ist, oder der Nationalpark Takasaki-yama in Ōita, der mit über 2.000 Makaken die größte Anzahl freilebender Affen in Japan vorweisen kann.
UND wer kennt sie nicht, die Bilder von den sog. onsen-Affen, die es sich im Winter in heißen Quellen im Freien (rotenburo) gut gehen lassen, während sich auf ihren Köpfen kleine Schneehauben bilden? Ihre Vorliebe für diese Form der Entspannung trug sogar dazu bei, neue onsen ausfindig zu machen. So soll einst im 16. Jahrhundert das Hirayu-onsen in der Präfektur Gifu dadurch entdeckt worden sein, dass man beobachtete, wie ein Affe sich seine Wunden dort wusch; seitdem wird dem Wasser dieser Quelle heilende Wirkung zugeschrieben.
GANZ zu Anfang, als man noch vom Jagen und Sammeln lebte, gehörten auch Affen zur Jagdbeute, ihr Fleisch erweiterte den Speiseplan, und daher waren Affen gern gesehen. Mit Einführung und Ausbau der Landwirtschaft konnten sie sich hingegen mancherorts zu einer regelrechten Plage entwickeln, wenn sie in großer Zahl gierig in Gemüsefelder und Obsthaine einfielen, ja sogar in menschliche Behausungen eindrangen. Noch heute passiert dies angesichts der zunehmenden Beschränkung ihres Lebensraumes gelegentlich; Regierungsstatistiken zufolge geht tatsächlich jedes Jahr ein nicht unbedeutender Teil der Verwüstung von Ackerland auf marodierende Affenhorden zurück.
DER AFFE gehört zu den zwölf Tierkreiszeichen des chinesischen Kalenders, wo er zwischen Schaf und Hahn an neunter Stelle steht. Die „Stunde des Affen“ bezeichnet in der alten Zeitrechnung die Spanne von 3 Uhr bis 5 Uhr nachmittags. Nach dem alten Mondkalender ist der 57. Tag im 60-er Zyklus der „Tag des Affen“ (kōshin). Er markierte einst nach daoistisch-chinesischer Vorstellung einen Zeitabschnitt, der für den Menschen als besonders ungünstig eingestuft wurde, da sich an besagtem Tag angeblich drei im menschlichen Körper wohnende Würmer (sanshi) aufmachten, den Himmel über die Missetaten des betreffenden Menschen zu informieren. Dies musste natürlich verhindert werden, und da man glaubte, dass die Würmer nur dann ihren Bericht abzuliefern vermochten, wenn ihr Gastgeber schlief, bemühte man sich, in eben dieser Nacht wach zu bleiben, damit die Würmer auf keinen Fall heimlich entfleuchen konnten. Daraus entwickelte sich der Brauch, alle zwei Monate zu einer gemeinsamen Nachtwache zusammen zu kommen, um sich gegenseitig vom Schlaf abzuhalten.
NACH diesem „Tag des Affen“ nannte man die entsprechende daoistische Affengestalt Kōshin. Als diese Vorstellungen in der Heian-Zeit (794-1185) nach Japan gelangten, verbanden sie sich mit buddhistischem und shintōistischem Gedankengut: Kōshin verschmolz daraufhin mit der buddhistischen Gestalt Shōmen Kongō und der shintōistischen Wegeschutzgottheit Sarutahiko („Affenfeldprinz“), die einst Ninigi, den Enkel der Sonnengöttin Amaterasu und ersten Kaiser Japans, in Japan empfangen und durch das Land geführt haben soll. Spätestens damit galten Affen im Volksglauben mancherorts als Kōshins Begleiter bzw. seine Boten, die man fürchtete, da man glaubte, dass sie die Menschen ausspionieren und - wie die oben genannten drei Würmer - beim Kōshin-Fest den Gottheiten über das Fehlverhalten der Menschen berichten würden. Oft wagte man nicht einmal ihren Namen zu nennen und bezeichnete sie stattdessen als „Bergmensch“, „Bergmeister“ oder „Bergbruder“.
AUF die vermeintliche „Kundschafter-Tätigkeit“ der Affen gehen die aus Indien und China stammenden drei Affen (san-zaru) zurück, die sich Augen, Mund und Ohren zuhalten. Sie gelangten als Skulpturen erstmals durch den Mönch Dengyō-daishi (= Saichō, 767-822) nach Japan, doch ihre vermutlich bekannteste Darstellung findet sich im reichen Schnitzwerk des Tōshōgū-Schreins in Nikkō. Die Pose der drei Affen (mizaru, iwazaru, kikazaru - „Nichts sehen, nichts sagen, nichts hören“) wird nicht selten dahingehend gedeutet, es sei am Besten, über die negativen Eigenschaften anderer hinwegzusehen, hinwegzuhören und auch nicht darüber zu sprechen. Doch tatsächlich handelt es sich um eine Art Abwehrzauber gegen die Botendienste der Affen, steht somit dafür, dass diese Götterboten nichts Böses über die Menschen sehen, redden oder hören mögen. In dem japanischen Begriff für „Affe“ - saru - steckt ein Wortspiel, wie es bei den vielen Homonymen im Japanischen häufig vorkommt: Denn -saru (bzw. die nigorierte Form -zaru) kennzeichnet die Verneinung, steht damit für „nichts tun“ im Sinne einer bewussten Abkehr von bösem Handeln. Es geht also darum, dass die Fehltritte geheim bleiben, d.h. nicht von den Affen verraten werden und damit nicht als Licht kommen. Daher hängte man beispielsweise ein Bild der drei Affen in der kōshin-Nacht auf, um jegliches Ausplaudern zu unterbinden, oder verwendete Figürchen der drei Affen als eine Art Talisman.
DA saru überdies „fortgehen“ bedeuten kann, wurden Affen - besonders die oben genannten san-zaru - auch dahingehend interpretiert, dass sie Krankheit oder Böses zum Weggehen veranlassen können. In Japan war einst der Glaube weit verbreitet, Affen könnten vor Erkrankungen schützen, insbesondere bei Pferden. Daher wurden Affen gern in Ställen an einen Pfosten angebunden, ähnlichen Erfolg versprach man sich vom Vergraben eines Affenschädels unter dem Stallboden, und es existierten noch manche weiteren Vorstellungen in Bezug auf die Heilkraft der Affen; beispielsweise ging man davon aus, dass Pferde durch die Berührung einer getrockneten Affenhand geheilt werden könnten.
AFFEN sind bekanntlich possierliche und gelehrige Tiere. Auch in Japan brachten ihnen daher umherziehende Gaukler allerlei Kunststücke bei, um sie bei Vorführungen - in Menschenkleidern und mit allerlei Requisiten ausstaffiert - wirkungsvoll dem belustigten Publikum zu präsentieren. Wir wissen, dass bereits in der Kamakura-Zeit (1192-1333) Affen eingefangen und als Tänzer dressiert wurden. Ihre Geschicklichkeit war legendär, so dass sich daraus das japanische Sprichwort saru mo ki kara ochiru („Selbst ein Affe fällt vom Baum“) entwickelt haben dürfte. Es steht dafür, dass nichts völlig unmöglich ist; ganz selten können auch seltsame Dinge passieren - so selten, wie ein Affe einmal vom Baum herabpurzelt. Als besonders schön hingegen galt der Affe nie. Im Gegenteil! Daher musste der bedeutende Militärführer Toyotomi Hideyoshi (1537-98) es gerade wegen seines hässlichen bzw. nicht dem gängigen Schönheitsideal entsprechenden Äußeren über sich ergehen lassen, von manchen seiner Zeitgenossen als „Affe“ (saru) bezeichnet zu werden.
NOCH in der Edo-Zeit (1600-1867) zogen Straßenkünstler an Neujahr mit ihren Affen zum Wohnsitz hochrangiger Samurai, um die dort versammelten Zuschauer mit einem bunten Programm zu unterhalten und damit zugleich dafür zu sorgen, dass die Pferde von jeglichem Übel verschont blieben. Hier vermischten sich also Unterhaltungswert und Heilkraft. Selbst in modernen Zeiten begegnen uns mancherorts aufgeklebte Affenbilder an Stallwänden, Überreste des alten Glaubens. Und gelegentlich trifft man auch heute noch an belebten Plätzen in Japan Nachfolger der gauklerischen Wunderheiler in Form sog. saru-mawashi („Affenführer“), die mit ihren dressierten Affen Schaulustige anlocken und ab und zu sogar im Fernsehen auftreten.
NICHT sicher ist allerdings, ob irgendein Zusammenhang zwischen Affen und der Kunstform sarugaku (wörtlich: „Affenmusik“) besteht. Es handelt sich um eine Mischung aus Musik, Gesang, Tanz und Pantomime, die bereits im 8. Jahrhundert aus China nach Japan kam und als Vorläufer des Nō-Theaters angesehen wird. Manche Forscher glauben, dass der Begriff in Anlehnung an das bugaku-Tanzstück „Sarugaku“ gewählt wurde, andere halten ihn für eine phonetische Entstellung des auf chinesische Ursprünge zurückgehenden Wortes sangaku.
AUFGRUND seiner großen Ähnlichkeit mit dem Menschen und seiner Fähigkeit, dessen Tun nachzuahmen, war der Affe gut dazu geeignet, menschliches Verhalten ins Lächerliche zu ziehen bzw. zu kritisieren. Ein Beispiel dafür ist das Saru Genji zōshi („Die Erzählung des Affen Genji“), eine mittelalterliche Parodie auf das berühmte Genji monogatari („Erzählung vom Prinzen Genji“, um 1000) der Hofdame Murasaki Shikibu. Und das ebenfalls zu den otogizōshi, volkstümlichen Kurzgeschichten des japanischen Mittelalters, gehörende Saru no sōshi („Affen-Erzählung“) aus dem ausgehenden 16. Jahrhundert berichtet unterhaltsam von der Heirat der Tochter des Affen-Oberpriesters des Hiyoshi-Schreins mit einem Affen aus Yokawa und nimmt damit indirekt Bezug auf politische und religiöse Ereignisse der damaligen Zeit.
EINE humoristische Augenweide sind die berühmten Bildrollen Chōjū [jinbutsu] giga („Bilder herumtollender Tiere [und Menschen]“) aus der
Heian- (794-1185) und Kamakura-Zeit (1192-1333), die mit ihren lebhaften, menschliche Verhaltensweisen karikierenden Darstellungen zum Schmunzeln einladen. Auf ihnen sind selbstverständlich auch Affen vertreten, z.B. in der Szene, in der ein Frosch - quasi in der Rolle Buddhas - sich huldvoll von den anderen Tieren verehren lässt, oder bei einem Wettstreit zwischen Affen und Fröschen.
KÜNSTLER haben Affen gern als Motiv gewählt; die Holzschnitzereien am Tōshōgū-Schrein in Nikkō oder die genannten Bildrollen sind nur ein Beleg für die Beliebtheit dieses Motivs. Auch in der Tuschmalerei entdeckt man Affen - man denke nur an den für seine lebensnahen Affenbilder berühmten Mori Sōsen (1747-1821), der die Tiere gründlich in ihrer natürlichen Umgebung zu beobachten pflegte, bevor er sie malte. Affen schmücken darüber hinaus z.B. Lackarbeiten oder sind das Vorbild für die Gestaltung von netsuke (Miniaturanhänger, die einst mit einer Schnur an dem am Gürtel befestigten Aufbewahrungssäckchen bzw. –behälter getragen wurden) sowie tsuba (Schwertstichblätter). Manchmal trägt bei einer derartigen Darstellung der Affe einen Zeremonialstab (gohei) mit Papierstreifen; dies ist ein Hinweis auf die Legende der Affen, die einst an Neujahr am Tōshōgū-Schrein in Nikkō zum Leben erwacht sein sollen, um - als Priester verkleidet - dem heiligen Pferd ihre Ehrerbietung zu erweisen.
Schwertstichblatt (tsuba) mit zwei Affen [Skizze]
DER Affe begegnet uns bereits frühzeitig in japanischen Mythen, Märchen und anderen Geschichten. Auch Dichter haben sich des Affen angenommen, unter ihnen so bedeutende Literaten wie Yosa Buson (1716-83) oder Matsuo Bashō (1644-94). Wer kennt nicht das Bild des im Winterschauer bibbernden, sich nach einem wärmenden Strohumhang sehnenden Äffchens, das Bashō in den ersten Versen der danach benannten Gedichtanthologie Sarumino („Äffchens Strohmantel“) so eindrucksvoll zu zeichnen weiß? Mit ihm stellt er Tier und Mensch auf die gleiche Ebene, streicht dadurch - ganz in buddhistischer Tradition - heraus, dass alle Lebewesen gleichermaßen dem Leiden unterworfen sind, und thematisiert dies erneut in einem weiteren Gedicht dieser Sammlung, in dem er einen mittellosen Straßenkünstler und sein dressiertes Äffchen gemeinsam unter dem Herbstmond durch die Lande ziehen lässt.
MASAOKA Shiki (1867-1902) wiederum vergleicht sich mit einem Kaki-Früchte verspeisenden Affen, womit der Märchenliebhaber sofort die Geschichte vom „Wettstreit zwischen Krabbe und Affe“ (Sarukani gassen) assoziiert. Sie erzählt, wie es dem Affen zuerst gelingt, die Kerne einer saftigen Kaki-Frucht, die er gerade genüsslich verzehrt hat, gegen den gekochten Reis einer Krabbe zu tauschen. Als er später entdeckt, dass die vorausschauende Krabbe die Kerne eingepflanzt und daraus einen Kaki-Baum gezogen hat, macht er sich über die köstlichen Früchte her, wohingegen er seinem Gastgeber nur unreife Kaki herunterwirft. Die Krabbe überredet den Affen daraufhin, ihr einige Purzelbäume zu zeigen, und - schwups! – purzeln die schönen Kaki, die der Affe in seinen Taschen gehortet hat, heraus. Verärgert traktiert er daraufhin die Krabbe so sehr, dass sie - je nach Version - entweder schwer verletzt wird oder sogar stirbt. Dennoch triumphiert der Affe am Ende nicht, da es den Nachkommen bzw. Freunden der Krabbe (Wespe, Marone und Mörser) schließlich gelingt, Rache zu üben. Einer Interpretation dieser Erzählung zufolge steht die Krabbe für die unterdrückten Bauern, der Affe hingegen wird mit den habgierigen Grundbesitzern der Feudalzeit gleichgesetzt, wodurch die Erzählung nicht nur eine moralische Lehre beinhaltet, sondern auch sozialgeschichtliche Bedeutung erlangt.
OFFENSICHTLICH ist, dass der gefräßige und undankbare Affe in keinem guten Licht erscheint. Er verkörpert die schlechten, unerwünschten Wesenszüge eines Menschen und wird daher letztendlich zu Recht für seine Betrügereien bestraft. Doch gibt es genug Beispiele für eine positive Darstellung des Affen. Das Bild, das vom Affen gezeichnet wird, ist also ambivalent, und seine Gier und Gemeinheit ist nur ein Aspekt, ebenso wie die bereits eingangs angesprochene Heilkraft.
SO erweist er sich bei der aus China stammenden Erzählung von der „Pilgerfahrt des Affen“ (in Europa auch unter dem Titel „Die Reise nach dem Westen“ bekannt) nach anfänglichem Fehlverhalten und mancherlei Frechheiten als treuer Reisebegleiter des Tang-zeitlichen Mönchs Xuanzang (602-64), mit dem er auf seinem Weg nach Indien zahlreiche Abenteuer besteht, ehe er als „Erleuchteter“ an den Kaiserhof zurückkehrt. Im Märchen Momotarō („Pfirsichjunge“) gehört der Affe zu den Kameraden des Titelhelden, die diesen tapfer und erfolgreich auf seinem Kampf gegen die bösen Geister (oni) unterstützen. Und in der Erzählung von der „Qualle ohne Knochen“ (Kurage [no] honenashi) vermag ein Affe aufgrund seiner Geistesgegenwart dem sicheren Tod zu entrinnen. Geschildert wird, wie der Affe von einer Qualle zum auf dem Grund des Meeres gelegenen Palast des Drachens geführt wird. Doch erfährt er durch Zufall den wahren Grund der Einladung, denn die erkrankte Drachenfrau möchte seine Leber als Heilmittel zu sich nehmen. Geistesgegenwärtig erzählt der Affe daraufhin der Qualle, dass er seine Leber daheim zum Trocknen aufgehängt habe, und flüchtet, als sie mit ihm in seine Heimat zurückkehrt, um die Leber zu holen. Der Drache jedoch bricht der Qualle nach ihrer Rückkehr zum Meerespalast wegen ihres Misserfolgs jeden Knochen im Leibe.
DIESE Geschichten präsentieren den Affen nicht mehr als gerissen im negativen Sinn, sondern vielmehr als gewitzt und einfallsreich, manchmal sogar als weise. Noch heute werden den im „Jahr des Affen“ Geborenen (Jahrgang 1932, 1944, 1956, 1968, 1980, 1992 usw.) Eigenschaften wie Klugheit, Erfindungsreichtum und Originalität sowie gutes Sozialverhalten, Charme und Umgänglichkeit nachgesagt, und daher sind sie meist gern gesehene Kollegen und gute Freunde.
DAHER hoffen wir, dass auch zu Ihrem Bekanntenkreis einige im „Jahr des Affen“ Geborene zählen, und wünschen Ihnen ein gutes Jahr 2004 mit vielen erfreulichen Erlebnissen und Kontakten!
три обезьяны 
происхождение 
философия 
в культуре 
словарь 
библиотека 
коллекция 
ссылки 
iskonno.ru
Фэйсбук
Инстаграм
Дзен
Пинтерест