Хайку Басё №21: I'm in love with your body
夕顏にみとるゝや身もうかりひよん
югао ни миторуру я ми мо укарихён
Когда ночной красавицы
Увидел я головку,
Застыл, не в силах справиться
Со страстью. Как неловко!
Снова Басё любуется цветами и острословит. Теперь его привлек цветок «ночной лик» [югао]. Ботанически это могут быть разные растения, но все вьющиеся и с белыми цветами, распускающимися вечером, например, недавно криминализированная в России ипомея.
Прямое непосредственное значение стихотворения скучно: поэт застыл (сейчас бы сказали «завис»), глядя на вьюнок. И, конечно же, хайку писалось не ради этого.
Стихотворение снова построено на игре слов, на омонимии, так свойственной японскому языку. И адекватный перевод вряд ли возможен.
Можно прочесть, что поэт смотрит на [ми] — то ли плод растения, то ли тело. А в последнем случае [югао] уже вряд ли цветок и его название следует понимать дословно, «вечернее лицо», в данном случае макияж красавицы для вечера.
И вот уже перед нами второй слой стихотворения: поэт в присутствии женщины в вечернем уборе смотрит на ее тело и, сам того не замечая, становится рассеянным [укарихён].
Возможно, и в «рассеянность» героя нужно погружаться глубже, комментаторы вычитывают в ней созвучие с «плывущей тыквой-горлянкой», но эротизм этого сравнения мы оценить не в состоянии.
И еще говорят, что именем Югао, вроде бы, называлась какая-то из героинь классической «Повести о Гэндзи» [гэндзи-моногатaри]. Если Басё подразумевал это, то лирический герой переносится в эпоху Хэйан и обрастает новыми аллюзиями.
Для переводчика такие «многослойные» произведения — настоящий вызов. Какие же возможны варианты?
Вера Маркова либо не считала эротический слой, либо опустила перед ним руки:
Вечерним вьюнком
Я в плен захвачен…
Недвижно Стою в забытьи.
Можно два слоя дать последовательно: «смотрю на вьюнок, вижу тело» — сложнее, но от этого не менее скучно. Теряется поэтическое событие узнавания изнанки стихотворения.
Ну а еще можно сменить растение. Есть такой декоративный цветок мирабилис, который в народе зовут «ночной красавицей». Да, это не вьюнок, а кустик и цветы знамениты больше не видом, а ароматом. Но почему бы и нет?
Ни тела, ни накрашенного лица у цветов в русском языке нет. Чем же поэт может любоваться? У цветка есть головка. Запоминаем. Ну и ассоциации с плывущей тыквой-горлянкой посчитаем за намеки на возбуждение лирического героя.
В результате получаем какой-то грубоватый текст, где неоднозначность почти не читается. Но мы попытались.
P.S. Любопытно, что «ночная красавица», несмотря на североамериканское происхождение, довольно давно известна в Японии и одно из его народных названий [югэсё] — «вечерний макияж». Вот это совпадение!
iskonno.ru
Фэйсбук
Инстаграм
Дзен
Пинтерест